* * *

17 июня 1940 года я, как обычно, работал в «Универсале». Вошла очередная покупательница и сказала, что на привокзальной площади видела русский танк. Около пяти часов я по бульвару Райниса прошел туда, посмотреть. В то время на улице Марияс и на привокзальной площади, выглядевшей совершенно иначе, чем теперь, было много магазинов, предлагавших широкий выбор товаров жителям села, иностранцам, прибывшим и отъезжающим. Я увидел, как подростки швыряют камни в магазинные витрины; какой-то мальчишка громко хвастался: «У меня уже шестая!». Сегодня я сравнил бы поведение толпы вечером 17 июня 1940 года с беспорядками на Домской площади 13 января 2009 года[66]. С одной стороны, там были левонастроенные граждане, с другой – просто хулиганы, готовые крушить все подряд. Я повернулся и пошел прочь, мне битье стекол не по вкусу. В Старом городе я видел Улманиса, он ехал в открытой машине и махал рукой с зажатой в ней кепкой. Видно было, что он хочет успокоить взволнованную публику. Я слышал и его речь: на территорию Латвии входит дружественная армия. Сказанное им людей успокоило. Я могу сказать это с уверенностью, поскольку наш книжный антиквариат в то время напоминал небольшой политический клуб, где свои суждения высказывали самые разные люди.

Нужно принять во внимание невероятное, чисто азиатское коварство, с каким все было разыграно. Вначале был предложен всего лишь договор о военных базах СССР в Балтии. Даже Черчилль приветствовал этот шаг: вопрос стоял о создании восточного фронта против Гитлера. Латвия никого не интересует, борьба идет между мощными державами. С советской стороны дано обещание не вмешиваться во внутренние дела Латвии, и оно поначалу свято соблюдается.

Все высшее командование Латвийской армии составляли бывшие царские офицеры, русский язык им был ближе немецкого. Я говорил с генералом Отто Удентиньшем, когда мы в пятидесятых годах ежедневно виделись в диетической столовой на углу улиц Стучкас и Кирова (теперь Тербатас и Элизабетес). Он вспоминал: «В то время в штабе все шло как обычно. Как-то генерал Балодис сказал: когда начнется война с немцами, – а она неизбежна, – мы будем воевать вместе с русскими, но не под русскими».


Когда советские войска пересекли границу Латвии, военный министр Беркис послал навстречу командующему Белорусским военным округом Павлову генерала Удентиньша – подписать конвенцию с латышской стороны. Павлов удивился: «Какие конвенции? У меня уже есть приказ – батальон в Талсы, в Виндаву (Вентспилс) – два батальона. О чем тут еще говорить?». В конце концов какую-то бумагу подписали, так сказать – если уж вам это так нужно, нате!

Есть такая книга – «Кадет, огонь!», автор Павилс Кланс. Там описаны события 17 июня: кадеты, воспитанники Латвийской военной школы, не могут понять, что происходит. Красная Армия вошла на территорию Латвии, а мобилизация не объявлена и в школе все идет так, словно ничего не случилось. Но кадетов учили защищать Латвию с оружием в руках. Им столько раз твердили о подвигах, о славных битвах, о мужестве защитников родины. Один кадет восклицает: «Зачем же все это было нужно? Все эти парады, знамена, награды? Все – псу под хвост?!».

Никакого и тем более военного сотрудничества между странами Балтии не было. Каждая страна действовала на особицу. Улманисом двигала мысль, что необходимо сохранить живую силу страны – людей, что война была бы гибельной для народа. Нужно сказать, летом 1940 года сопротивление и в самом деле было бы уже бесполезным. Противодействие было возможным скорее осенью 1939 года, когда за спиной латышских солдат еще не было советских военных баз.