Лишь утром сквозь ресницы вдохнула утра очарования изящности, нежности величия природы с подарками невидимыми. Заманчивыми ароматами просыпалось утро, расцветало, балуя любимую, не предвещая грозовых туч с молниями в настроении. Тишиной одинокою пробралась в необъятную кровать, без всех, только сама с собой. Раскинулась звездочкой, замерла в уютных пуховых няшностях. Подъем, подъем, подъем, милая… В душ, а затем завтракать, завтракать и на прогулку по территории, хоть взгляну на созданное. Круассаны, с душой вылепленные, домашний вишневый джем, сливочное масло деревенско-местное, чашечка кофе, все тончайшим фарфором с серебром украшено. Пригласила тишину со мной оттрапезничать. Сперва, показалось, услышала и присоединилась, послушавшись. Чудная, дикая, или испугалась, отпрянула.

Прислушалась. Вот оно, звук еле уловимого плача трогательно. Фоном, тихим голодным комариком, пискляво еле различимо, настойчиво. Мало ли, не моя история, разберутся. Тикали. Не давали покоя скребущиеся сквозь окна террасы, плачущие. Прерывающиеся на всхлипывания, и снова пенопластом о жестянку. Нет, не громко, больше походило на навязчивость, нудно раздирая внутренности, вонзались грустью. Невообразимо.

Распахнула массивную дубовую дверь. Внезапный удар. Хлесткими словами гневными, тирадой грязи, ураганом мата с пошлостью, дребезгом хрусталя осколков ярости, претензий, варевом серого, с обглоданными костями перемешанного, ядовитым шипением с кривыми гримасами, кипятком желчи испорченной.

Пощечина, резкая, жесткая, инстинкт, годами выработанный.

Очнулась, зрачки расширились: «Ой, а я к… извините, ошиблась, а где он?»

Дурочка.

Воробьи ранние, звуками сквозь сплошное стекло виражей просачиваются. Смешные? Абсолютно. Кричат, хамят, волнуются. Делят нажитое, пилят по степени значимости хлебца крохи. Эгоистично увлечены значимостью добычи и процессом. Сон утренний томный, желешечкой обволакивающий, потягушечки резиновые. Пятки, над кроватью сверкающие пропеллерами, смехом ублаженные, шутками с сарказма частичками. Новое, новое утро прохладное без солнца навязчивого, умаслено густыми облаками дрейфующими. Плачет голубая гладь за кулисами поутру, роняя капли редкие, стесняется своей слабости. Не понимает, глупое, важности грусти, подарков влажной энергии для простых зеленых земных переплетенных. Соскучились внизу, расцветают за мгновения. Жаждут фонтанами наслаждения, хлопушки с событиями, хитросплетения поступков с обещаниями, слов ветрено-клятвенных, борьбы с каруселями. Смятая постель с пастельными тонами, брошена. Хлопок двери, душ застучал струями по стенам мраморным, разбиваясь о тела сплетенные, увлажняя прохладою. Остужая чуть температуру раскаленности действиями, одновременно стесняясь подсмотренного. Такое утро внутри жаркое. Вне взоров подушки меж собой спором заладили. Начали с кичливости перьями, их мягкости, раздувая сны подсмотренные, трофейным количеством увиденного. Полезностью применения для утех утренних. Глупые, скучно им, залежались смятые, не смолкают в такт пернатым с подоконника.

Щебет слов, выдохлись, улыбаются, руки в унисон перебирая пальцами, синхронными взмахами кистей выводят мелодию блюд утренних. Забавные, на одной волне, как погрузились и не выныривают во внешнее. Все легкое, улыбками, зеленью красок насыщенное. Глаза балуются, забавляются счастьем одинаковых шуток, подстраиваются. Пачкая носы, губы, щеки детскими шалостями. Щелкнули внешнее, забавы ради. Ворвалось, раскромсало металлическим. Паутиной ядовитой сплетая внимание. Что с ними? Погрустнели, открыли себя для серого. Впустили персонажей прохожих среди пустыни выжженной. Отрывком: «Обманули?» Нет, завертелась, в суете забыла. Все это поверхностное, свои правила, взгляды на отнятие ресурсов у природы. Здорово, если получится больше. Солгала? Ну, а чего вы ожидали? Вертимся, крутимся, некогда на телячьи… Триста секунд разговора и вытравили? Смешно! Читайте Моэма, ребята, трижды описано. Смеется, цинизмом позвякивая, давно не… Хотела бы побыть нежной, но не в этой… Переглянулись, почувствовали осушение, выскребли, выпили за минуты, вычерпали энергию нежности. Рассадили на ветвях каркающих только вылупившихся птенцов сомнений. Это не передать, только на ощущениях, шепотом о сохранении. Безусловно, синхронно прозвучали из уст Жан-Жака Руссо: «Я один. Я знаю свое сердце и знаю людей. Я создан иначе, чем кто-либо из виденных мною; осмеливаюсь думать, что я не похож ни на кого на свете. Если я не лучше других, то по крайней мере не такой, как они».