Скользнули среди городских лиан десятки глаз голодных в поисках добычи. Стоит учуять, надкусят буквами, слетятся стаей, разрывая сплетнями ночь, завоют. Хайпуя, станут приплясывать, без особых различий морали. Город томно спит, в свое добро уверовав, а рядом параллельное художниками возводится, незаметно заполняя реальность. Подбирая на земле пронзительное, разукрашивая эмоциями события серые невзрачные, обычные человеческие. Даже растения насторожены, ждут подвоха случайного, очень часто топтали, кричали унижая, фильтруют запахи, на агрессию не прерываясь, и, к сожалению, находят. Мечтает все с легкими о жизни с легким теплым воздухом, выделяя запах страха, беспокойные. Выискивая дурное в простом, усматривая умыслы в бескорыстном, не веря уже в «просто от души». Мемами притрагиваясь к раскаленным проводам нервов, дребезжат сосульками в напряжении. Позевывая, память транслирует, воспроизводя некогда прочитанное и без спроса у Карнеги присвоенное: «В этом мире есть только один способ заслужить любовь – перестать требовать ее и начать дарить любовь, не надеясь на благодарность». Виновата во всем скорость движения, безрассудные не успевают перестраиваться, менять окраску под цвета окружения. Сталкиваясь, причиняют боль неуступчивостью, гордость выпячивая. Падают, встают в погоне. Бег с препятствиями из жадности или из-за баловства померяться силами. Чередуя яд со сладостями, тираду слов ублажения до молний испепеляющих. Бывавшие, истоптав не одну пару кожаных в слоях грязи выпирающей, заранее принюхиваются, обводя взором окрестности, взвешивая скорость ветра в лицо обветренное. Смотрят, сравнивая данную обеспокоенность с обычными повадками, сличают следы на тропах хоженых.

Утро – такого сонного мегаполиса.

Вечерние вельможи

Я пишу для журналов холдинга под никами разными, прячу за красивыми словооборотами собственную непривлекательность. Редактор говорит обратное, наизусть знаю каждое, не проникает, по поверхности. Хотя! Улечу, улечу к океану, он один меня глубоко балует.

Каждый выбирает свои формы. Нет, особо не страдаю, так прилетит на день-два парализующая скука. Раз на раз не попадает, нет графика, а так это ничего, выветривается. Пару мокрых с подушкою, запихивая столовыми прохладное ванильно-сливочное, отключив входящие. Зрачки в то время неподвижные не сводят с экрана фосфоресцирующего, на автомате воспринимают действия, хитросплетения персонажей, преданности. Хочу снова принцессою, под зонтик, с нежностью. До пяти утра, пока энергии в аккумуляторах достаточно. А эти треклятущие критики, хлеб свой подбирают крошками, в самый пик, когда требуется, наносят резкую. Выбирая в колонках звуки им приевшиеся, смысл, переворачивая, удобряя зельями. Несправедливо так, словно чуют подраненность, поврежденное крыло, как прихрамываю. А подружки, друзья? Тысячи, но жили давно, живут за тысячи, одиночество души, охраняя ладошками, лишь бы не задуло циничными. Пряталась, выслушивая монологи в строках, завораживали кульбитами слов Жака Фреско: «Я пытаюсь вернуть вам мозги, которые у вас забрали в школе и при воспитании. Я пытаюсь показать вам, как устроен мир. Так что, если вы хотите сделать лучше этот мир, пора оторвать задницу от дивана и сделать его лучше». Одиноко без прикосновений даже с ними. Улечу, улечу к океану, он один меня балует. Хотя.

Сама себе нафантазировала, один раз в редакции, спрашивал меня обо мне, показалось – особенный. Большой, словно из тайги медведь бурый, завораживал неторопливостью, медленно. Может, от пустоты? Привыкла к репликам фейковых поклонников или дизлайков от тех же невидимок, без внимания ко мне. Обыденность, вся в работе с головой, не выныривая, пицца, кола, роллы, бургеры и снова белкою. Интересовался, когда бываю, о чем пишу, дружу, увлекаюсь, какого цвета глаза, предпочтения в цветах, запахах, где обедаю, никто никогда так. Зацепил таинственностью, заигралась с природой хвойною, улыбалась затеянной интригой, втянул сам, а я приняла, расписала палитрой себя другую, глупая. Раз в неделю, словно по расписанию, пытался застать меня ту, выдуманную, врала, приплясывая, забавляясь, как ребенок восторженный. Порыкивал, переминался неуклюжестью, такой родной, большой, со щетиною, разводил руками растерянно, а потом за свое с вопросами. Любопытствовал образованием, начитанностью, подругами, чуть с дрожью – поклонниками, моими выдуманными нарядами, где ужинаю, какие фильмы любимые… Так несколько месяцев, выдыхаться стала, даже у самой не хватало фантазии, зато захлестывало внешних критиков восторженностью, чередой поклонников ветреных, летним дождиком увлажняющих. Привыкла, знаете? Привыкла канатами, гвоздиками, уютом от происходящего, запаху его недолгому, словно облокачивалась и тонула окутанная. Пропал, а может, и потерял интерес. Пыталась найти, но оказалась, о себе так много, а о нем ни капельки, на поверку – эгоистка пера. Дура дурою. Улечу, улечу к океану, он один меня балует. Хотя.