Так думал мужчина, впившийся, как клещ, в пожухлую ткань огромной карты мира. Если конкретнее, в одну точку слева: скромную, почти незаметную, одинокую. На ее месте красовалась узенькая, кем-то прожженная дырочка. Это обугленное отверстие выглядело необычайно бедно и пугливо по сравнению с большущими материками, величаво раскинувшимися правее.

Тем не менее, Марат смотрел точнехонько на прожженный круглешок.

– Значит, говоришь, заметили движение?

– Да, господин консул, – ответил широкоплечий человек, только и ждавший, когда молчание начальника прекратится.

– Какое именно, понятное дело, неясно?

– Сотрудники успели передать одно это странное: заметили движение. На этом все. Связь пропала.

Марат не поменял позиции, никак не пошевелился, стоял, коптил воспаленным взором карту. Но сморщился, как от притерпевшейся зубной боли.

– На Ультимо-Сперанзо дует ветерок, а я должен знать, – прохрипел Марат. – Начался дождь – я в курсе.

– Господин консул, я…

– Но вот там началось «движение», а я стою в неведении. И, следовательно, меня охватывает страх.

– Мы делаем все возможное, чтобы вновь наладить поступление информации. В какой-то мере мы ожидали подобное, когда… придет пора, – голос мужчины звучал уверенно, в нем не имелось волнения лентяя, плохо выполняющего свою работу и от того вечно боящегося нагоняев от начальства. Ему можно было верить: действительно делалось все возможное, в этом Марат не сомневался.

Но уже поздно. Все его чутье говорило о том, что они опоздали, проспали, прошляпили нечто важное. Агенты, наиопытнейшие разведчики, самые грамотные специалисты, не могут ни с того, ни с сего взять и в наиболее нужный момент «не выйти на связь». Особенно, если учесть, за Кем, а точнее за Чем они следили.

Сегодня, шестнадцатого июля десятого года где-то там, на другом конце планеты невообразимо далеко отсюда, что-то случилось. Остров, находящийся в совершенно непривычном для себя десятилетнем коматозе, ожил, вновь привнося в окружающий мир движение и смуту.

Что-то зашевелилось. И люди не выходят на связь.

Марат сделал глубокий вздох. Лицо снова стало непроницаемым и спокойным.

– Ладно, расскажи заново. Детально, с каждой мелочью, с каждой крупинкой.

Марат прошел к столу, сел, сложил руки, закрыв ими пол лица и оставляя взгляд своих прогноенных глаз на собеседнике. Широкоплечий, смуглый мужчина напротив кивнул и заговорил:

– В ноль часов семь минут по общепринятому времени сего дня мы получили сообщение от агентов, действующих в районе Зеро. Оно гласило, что на объекте происходили, цитирую «нетипичные погодные явления», а сами агенты стали чувствовать себя не очень хорошо.

– Они не объяснили в чем выражалось это нетипичное самочувствие?

– Никак нет, – отрапортовал мужчина. – На наши вопросы о том, что они имеют в виду, четкого ответа не последовало. Надо сказать, что все происходило в течение минуты. В ноль часов девять минут коммуникации начали давать сбои, агент, последний раз вышедший на связь, торопливо сообщил: «Видим движение». На этом все оборвалось, больше никакой информации не поступало. Связаться вновь не удалось. И до сих пор, то есть десять часов тридцать минут, не удается.

– Голос агента: он был напуган? Взволнован? Или, быть может, рад?

– Мы не зафиксировали каких-либо изменений в речи работника.

Марат опустил руки, склонил голову. Он думал, мужчина молчал.

Нельзя сказать, что произошедшее стало неожиданностью. Десять лет они ждали новостей с Ультимо-Сперанзо, десять лет велась планомерная, скрупулезная слежка. Десять лет полнейшей тишины. Десять лет покоя. Всему приходит конец, думал Марат. Что ж, тишина горазда на многое, но только не длиться вечно.