Ведь история не единожды показывала: именно ненужные люди и в самое ненужное время делают наиболее нужные вещи. Ирония. Но не является ли сама жизнь своим фактом существования ироничной насмешкой смерти? Ох, вопросы, эти вопросы…

Ко всему прочему, согласитесь, что умереть в забытьи – скучно, безвкусно, запредельно неэстетично, как считаете? В вашем-то случае уж точно.

Посему подъем, солдат. Хватит лежать, да бесцельно дышать. Вы нужны нам.

Между прочим, он тоже хотел с вами перекинуться парой слов, именно он настоял на вашем… возвращении. Он тоже готовится вернуться. Хотя он даже более лишний, чем вы. И чем я. Лишнее перегружает. Но при пустоте именно лишнее вносит наполнение. Мое скромное суждение.

Но я настоял на своем ergo sum, чтобы не напрягать вашу и без того вымученную душу лишними переживаниями. Пусть вы бы сейчас его не вспомнили. Как, впрочем, и он вас.

Что ж, пожалуй, буду закруглять ненужную прелюдию. Длинные вступления к любым пьесам – признак дурного вкуса или слабого сюжета. Не нужно утомлять и без того вечно утомленных зрителей.

Приходите в себя, юноша. Поднимайтесь, молодой человек.

Желаю с привычной доблестью отыграть на этом нашем фальшивящем пианино отведенный вам кусок пьесы.

Потому как больше некому.

Повторно прошу извинить за мое вмешательство.

За сим, – прощаюсь.

***

За 18 дней до встречи на земле Судей

Темнота. Нечто, позволяющее отождествить себя с действительностью, приходило медленно. Никаких связей с тем, что снаружи. Ни звуков, ни воздуха, ни запахов. Темнота.

Мысли струились пустым потоком вокруг идей: где я? Кто я? Что я?

Голова. Воспоминания о голове, как о человеческом органе. Человек. Чувствует глаза. С непривычки пытается их открыть. Трудно, веки не слушаются, дрожат.

Открываются. От внезапного оглушившего света стало дурно, кишки скрутило, живот сковало тошнотой. Пока лучше закрыть.

Живот, желудок, кишки. Чувствует ноги, шевелит пальцами на них.

Руки. Да, на них тоже пальцы. Тоже шевелятся. То же ощущение. Но почему-то слегка другое.

Ощущения…

Тепло. Тело лежит. Чем-то накрыто. Воздух приятный. Воздух вдыхается.

Осознание того, что дышишь. Делаешь глубокий вдох.

Воздух теплый, но в нем есть несвойственная помещению прохлада. Понимание того, что здесь есть окно, оно открыто.

Вторая попытка приподнять веки. Аккуратнее, аккуратнее, ага, та-а-ак…

Потолок. Белый. Просто белый потолок. Кругом солнце. Все окрашено его лучами. Значит, есть небо, есть звезды. Есть солнце.

Глотаешь слюну. Во рту сухо, горло с трудом производит движения кадыком.

Переводит взгляд влево. Небольшой столик. На нем вазочка, в ней три разноцветных цветка. Один завял. Сзади столика – окно. За ним – деревья, синева небес. Такое далекое, такое чистое и какое же оно яркое. А что за небом?…

Снова утыкается в потолок.

Морщит лицо. Чувствует щеки, губы. Двигает языком.

Поворачивает голову вправо. Какие-то приборы, проводки. Тянутся, тянутся, длинной своей утыкаются в правую руку.

Ощущение дискомфорта от иголок.

До слуха доходит звук: мерное попикивание.

Тииин. Тииин. Тииин.

И звуки птиц за окном. Почему-то жизнь за этим окном заставляет дышать тверже, глубже, увереннее. С некой целью.

Взгляд опускается от потолка в стену. Какая-то картина. Опять цветы. Подсолнухи.

Смотришь ниже: белое, кристально белое одеяло. Видны выпуклости ног.

Ты лежишь в больнице. Больница? Ага, больница. Что у тебя болит? Вроде ничего.

Тогда зачем ты здесь? Почему? Как долго?

А самое главное: кто ты?

Ты чувствуешь слова, под словами – категории понимания вещей. Глаза, руки, ноги, стол, цветы, окно, небо – вещи, предметы. Значения, подразумеваемые под ними ясны. Мысли бегут на каком-то языке. Какой он? Можешь ли ты помыслить на ином? А если произнести слова? Любые.