Ванька с горя поумнел:
не сторонится от дел.
Благодарный за заботу
подыскал себе работу:
дни и ночи напролёт
пол в козлятнике скребёт.
До того перетрудился:
чуть умом не повредился:
стал козлов увещевать.
что людями могут стать.
Алкоголь не потребляет.
минералку покупает.
на ночь кушает кефир -
стал трезвей смотреть не мир.
Перестал среду поганить:
материться, хулиганить…
В срок жена в роддом легла -
двойню Ваньке родила.
Говорили: будет дочка, -
оказались два сыночка!
Братец страшно загордился:
наконец сынков добился!
Сколько лет о них мечтал,
Бог услышал и послал.
Ванька с радости взбодрился
и в свинарник подрядился:
если вдвое зашибать,
на семью должно хватать.
Без работы ни минутки…
Через год на третьи сутки
замечать Ванюша стал,
что он блеять перестал,
не козлом воняет скверно -
мужиком, что характерно;
реже надо шкуру брить,
по утрам рога пилить,
натирать копыта мазью:
поправляться начал, к счастью.
Всё жене букеты шлёт:
вдруг простит, домой вернёт.
И Алёнушка так рада:
не болит душа за брата:
силы смог в себе найти -
к излеченью на пути.
Помогает горе братцу
с банком в сроки рассчитаться:
где козлятник поскребёт,
где свинарник подотрёт…
И невестке помогает:
фрукты деткам покупает.
Только б Ваня не ослаб,
одолел бы тот ухаб.
Если парень не сорвётся,
всё наладится, срастётся, -
вот поправится совсем…
Мне ж сказать осталось всем
хулиганам, тунеядцам,
кто с дружками любит шляться,
выпивохам мужикам:
«Уподобитесь козлам.
Сказке можете не верить, -
не советую проверить:
неизвестно как пойдёт, -
вдруг да шкура отрастёт?»
Царевна Марья
В некотором царстве
много лет назад
(может, государстве),
бились об заклад
рыжий Петька с Ванькой,
пегим и рябым,
что царевна Манька
будет только с ним.
Хороша Маняша:
брови – соболя!
Папенька, мамаша -
всё любимой для.
На заклад с разбегу
выставив узду,
лошадь и телегу,
свинку и козу,
думал рыжий Петька:
«По деревне всей
Ванька хуже редьки:
нет его рябей.
Я ж такой красавец,
хоть и рыжеват!
За кольцо на палец
девки в ряд стоят».
Не скупился Ваня:
«Ставлю кабана,
двух бычков и сани,
и кусок сукна!» -
Был уверен пегий:
«Нет умней меня -
лошадью с телегой
разживуся я.
Пусть жена с приданым, -
звёздами глаза! -
лишними не станут
свинка и коза.
Я ещё, к тому же,
с острым языком!
Что ей, Маньке, с мужем
делать, дураком?
Славно рассчитали
кто красе под стать, -
подбоченясь, стали
клинья подбивать.
Чтобы им добиться
Маниной руки,
ленты да мониста
слали мужики;
сколько посылали
ей серёг, колец;
сколько предлагали
выбрать наконец!
Прели от старанья,
уж и так и сяк…
Маня – ноль вниманья;
дело – швах – висяк.
Кто ж, – гадали парни, -
станет ей судьбой?
И к царевне Мане
кинулись гурьбой.
Маня им с крылечка:
«На своём стою:
я отдам сердечко
первому в бою», -
пусть себе дерутся,
мыслит про себя,
сердца не добьются:
не люблю их я.
Разъезжать в телеге
я не побоюсь -
будь он рыжий, пегий -
сразу соглашусь;
пусть он будет даже
бедный и рябой,
если сердце скажет:
«Вот он – твой герой!»
За царевну Машу, -
гири кулаки,
рожи просто в кашу, -
бились мужики.
Хоть она и рёва,
стоит пострадать:
всё же дочь царёва -
есть что с тестя взять.
Не до края ж века
валенки носить!
Что до человека -
с жабой можно жить.
Эта же красива
и умеет петь.
Пусть слегка спесива,
можно потерпеть.
Где такую сыщешь?
В царстве нет другой,
чтоб такие тыщи
и добро горой.
Если будет венчан,
есть о чём мечтать:
царь недолговечен, -
ей царицей стать.
В лоскуты метеля,
не жалели сил, -
паренёк Емеля
печку заводил.
И к Маняше птицей,
как-то вечерком:
«Хочешь прокатиться,
Маня, с ветерком?!»
По полям катались -
всё стихи читал;
поутру расстались, -
днём сватов заслал.
Те пока неделю
дрались день и ночь,
выбрала Емелю
государя дочь.
Царь им – новобрачным -