– Нет, никаких поцелуев.

– Только один в щечку?

– Нет.

– Ваш лоб?

– Разумеется, нет.

– Стало быть, вы любите кого-то другого? Ах, я так и думал!

– Я совершенно уверена в том, что нет.

– И меня вы тоже не любите?

– Как же я могу вам об этом сказать? – ответила она просто, ибо естественность была самой основою широких границ ее поведения и манеры вести разговор. Однако особый оттенок в ее голосе и выражение полуопущенных глаз сказали бы искушенному мужчине, насколько в данном случае тонок лед этого отказа.

Послышались шаги. Мистер Суонкорт вошел в комнату, и их беседе на личные темы был положен конец.

На другой день после этого открытия, совершенного в частном порядке, мистер Суонкорт предложил поехать осматривать скалы за пределами бухты Тарген, что находились на расстоянии трех-четырех миль езды.

За полчаса до их отъезда на заднем дворе послышался грохот, и вскоре появился Уорм, который в своей речи обращался отчасти ко всему свету, отчасти к самому себе и вскользь – ко всем слушателям:

– Да, да, можно быть уверенным! Эта бесконечная жарка рыбы прикончит когда-нибудь Уильяма Уорма. Они вновь принялись за свое дело этим утром, как всегда – вжж, вжж, вжж!

– У тебя снова болит голова, Уорм? – спросил мистер Суонкорт. – Что это был за грохот, который мы слышали во дворе?

– Да, сэр, я всего лишь бедная старая развалина; и жарка продолжалась в моей бедной голове всю прошлую долгую ночь и это утро, все как обычно; и я был настолько этим оглушен, что ненароком уронил кусок деревянной ножки на ось вашего фаэтона, и она разлетелась на куски. Ай, говорю я, я чувствую себя так, будто это мой собственный фаэтон; и несмотря на то что это моя вина, и несмотря на то что это приход платит с меня налоги даже в том случае, если я уберусь отсюда, все-таки я бываю столь же независим, как иные-прочие.

– Боже мой, ось экипажа разбита! – закричала Эльфрида.

Она была разочарована, а Стефан – вдвойне. Священник вспылил больше, чем происшествие того заслуживало, и это вызвало у Стефана чувство большой неловкости и сильно удивило его. Он и предположить не мог, что столько скрытой суровости могло так легко уживаться с открытостью и добродушием, свойственными мистеру Суонкорту.

– Вы не должны остаться разочарованными, – сказал священник в конце концов. – Расстояние слишком велико, чтобы прогуляться туда пешком. Эльфрида может отправиться на своем пони, а вы возьмите мою старую клячу, Смит.

Эльфрида воскликнула торжествующе:

– Вы еще никогда не видели, как я езжу верхом… О, вы должны это увидеть! – Она взглянула на Стефана и тут же прочла его мысли: – Ах, вы не умеете ездить верхом, мистер Смит?

– К сожалению, должен признаться, что и впрямь не умею.

– Вот уж не думала, что мужчина может не уметь ездить верхом! – довольно дерзко сказала она.

Священник пришел ему на помощь:

– Это вполне обычное дело; у него было много других занятий. Ну, предлагаю поступить вот как: пусть Эльфрида поедет верхом, а вы, мистер Смит, будете идти с нею рядом.

Стефан с тайным восторгом дал свое согласие на этот план. Казалось, такое предложение несло в себе все преимущества долгой неспешной прогулки в обществе Эльфриды и при этом исключало случайную возможность, что удовольствие вдруг будет испорчено оттого, что она разом почувствует себя усталой. Пони оседлали и начали водить по кругу.

– Ну, мистер Смит, – сказала юная леди, сойдя вниз и появившись перед ним в своей амазонке, словно переиздание любимейшей книги, – у меня есть для вас поручение на день. Вот эти сережки у меня самые прелестные и любимые, однако у них есть недостаток – их застежки настолько ненадежные, что я могу потерять любую из них, если сильно встряхну головой, а когда я езжу верхом, у меня не получается помнить о таких вещах. Вы будете истинным моим рыцарем, если не станете спускать с них глаз да помнить о них каждую минуту в течение всего дня, и вы должны немедленно сказать мне, если я нечаянно оброню одну из них. Они так и норовят потеряться, не правда ли, Юнити? – продолжала она, обращаясь к горничной, которая стояла у двери.