Мои движения скользили по танцполу, плавные и изящные, словно музыка сама управляла ими. Каждая нота, каждый ритм были отражением того, что происходило внутри. Я чувствовала себя свободной, настоящей. Мои ноги легко двигались в такт, руки мягко очерчивали пространство вокруг, а тело подчинялось каждому звуку. Это не было просто танцем – это было выражение того, что я чувствовала.

Я всегда любила танцевать, и эта страсть была со мной с детства. Каждый раз, когда я выходила на танцпол или просто двигалась под музыку в своей комнате, я чувствовала, что танец – это моя стихия. Но с годами это стало больше, чем увлечением. Теперь у меня была мечта. Мечта, о которой я думала часто, особенно в такие моменты. Я хотела открыть свой собственный дансинг-зал. Пространство, где люди могли бы прийти, танцевать, забыть обо всём и погружаться в ритм жизни.

Я представляла, каким этот зал мог бы быть. Светлый, просторный, с большими окнами и гладким деревянным полом. Вечера, наполненные музыкой, танцы под светом прожекторов и ощущение бесконечной свободы. Я хотела создать место, где люди могли бы жить в моменте, как я живу сейчас – наслаждаясь каждым движением, каждым вдохом, каждым мгновением.

А после и вовсе купить целое здание, где будут проводиться разные виды танцев, где можно будет выступать и все в этом духе. На лице застыла счастливая улыбка.

Эта мечта согревала меня. Я знала, что однажды она станет реальностью.

Мимо проходил официант, едва заметив его среди толпы, я на ходу выхватила бокал с каким-то напитком. Не раздумывая, я сделала несколько быстрых глотков. Тепло пронзило горло, оставляя за собой легкий привкус пряности и хмеля, а затем упало в желудок, рассеивая лёгкий жар по всему телу. Вот, что значит – жизнь. В такие минуты я могла забыть обо всём – о давящей ответственности, которую несла на своих плечах, о нескончаемых ожиданиях, которые возлагали на меня, и о постоянных упрёках, висящих над головой.

Наверное, в свои двадцать мне казалось, что мир вокруг слишком сложен. Всё, что должно было казаться легким и беззаботным, становилось невыносимо тяжёлым: тесты, экзамены на носу, вечные напоминания отца о том, что я должна быть лучше, умнее, сильнее. Эти его слова, словно размытое эхо, звучали в моей голове: «Эллисон, относись к своему будущему серьёзнее!». А любимая фраза отца? Как она могла не прозвучать: «После окончания университета, я выдам тебя замуж, не смей опозорить меня!».

Замуж… Как будто это конечная цель моего существования. Я отдавала себе отчёт, что такие традиции в нашей семье нельзя было избежать. Но каждый раз, когда он это говорил, я чувствовала, как внутри всё закипает, как будто меня пытаются упаковать в коробку. Неужели он не понимал? Я не могла жить в рамках его ожиданий. Но сегодня… сегодня я была здесь, в этом клубе, среди музыки и людей, и ни одна забота не могла пробиться сквозь музыку, разрывающую воздух.

Ощущение независимости захватывало меня, и с каждым шагом я ускользала от тех мыслей, которые обычно не давали покоя.

Уловив снова ритм музыки, я слегка двинулась, утягивая в волны танца и музыки за собой и Шеррил. Кто-то целовался во всех углах клуба, кто-то просто грязно танцевал, но а я наслаждалась своими ритмичными движениями. Макияж девчонок со школы сверкал в свете прожекторов и диодов.

Именно этого мне и не хватало – страсти, безрассудства, азарта, искрящегося на грани дозволенного. Здесь, в этой пульсирующей музыкой темноте, никто не требовал от меня чего-либо, никто не взвешивал каждое моё слово. Меня не окружали строгие правила и чопорные взгляды. Я могла дышать полной грудью, освобождаясь от маски, которую вынуждена была носить дома.