– Без проблем, все равно скоро будем чаще видеться.

Меган понимающе улыбается и кладет руку брату на плечо.

– А ты идешь со мной танцевать!

Она утягивает Айзека в толпу, а я с трудом пробираюсь наверх. Едва рухнув в кровать, я достаю телефон из кармана, чтобы проверить, не ответила ли Скай… Но на экране пусто.

Я останавливаюсь у мощеного въезда и рассматриваю ухоженный садик, легкие жжет от боли. Физическая форма у меня сейчас хуже некуда.

Высокие кусты рододендрона, за которыми мы любили прятаться в детстве, горят ярко-розовым. Хизер всегда была страстным садоводом, но в последнее время о растениях заботится Чарльз.

По лбу течет пот, полуденное солнце сильно печет макушку.

Дом моей первой приемной семьи стоит на небольшом холме на выезде из Бомонта, но последние минуты пути этот холмик ощущался как гора Эверест. Таксист не захотел подвезти меня до дверей, потому что спешил на следующий вызов. Полный идиот!

– Скайлер!

Из кустов выходит Чарльз с огромным секатором, кладет его на землю и подходит ко мне. Теплый взгляд его карих глаз давал мне чувство безопасности все годы, что я здесь провела. На руках у него грязные садовые перчатки, и, наклонившись ко мне для объятия, он вздыхает.

– Я уже не такой бодрый, как раньше, – говорит он с улыбкой и потирает больную поясницу.

Чарльз всю жизнь носил рубашки в клетку, правда, теперь его живот под тканью стал гораздо заметней. Чарльз называет его «мои социальные накопления», но я понимаю, что накоплений у него не так много. Они с Хизер, конечно, получают от государства деньги за опеку над детьми, но позволить себе могут только самое необходимое.

– Отлично выглядишь! Я хотела приехать к вам в прошлом месяце, но реабилитация сжирала все свободное время.

– Перестань оправдываться, пойдем лучше в дом! Хизер будет очень рада тебя видеть.

Чарльз стягивает перчатки и бросает в старое ведро.

– Можешь помочь? – с улыбкой спрашиваю я, утирая пот со лба.

Он тут же встает сзади и везет меня к дому. Я облегченно выдыхаю, потому что ладони уже взмокли от толкания колес и теперь ноют. Небольшая передышка мне не помешает.

Внутри меня встречает приятная прохлада от кондиционера и знакомый аромат, мигом возвращающий в детство. Я вспоминаю, как мы с Картером печем печенье, смотрим мультики на диване и как все дети танцуют в гостиной. На губах возникает ностальгическая улыбка. Хотя Пенелопа удочерила меня всего после двух лет жизни у Чарльза и Хизер, я часто вспоминаю о времени, проведенном с ними.

– А где дети? – спрашиваю я, не услышав привычного громкого смеха, который всегда наполнял этот дом.

Когда я здесь жила, то Чарльз и Хизер воспитывали еще четверых детей. Позднее я часто задумывалась, как же они справлялись? Чарльз провозит меня через гостиную в сторону спальни.

– Двое старших играют с лошадьми. А у младшеньких послеобеденный сон.

Уму непостижимо, сколько работы здесь требуется каждый день. Даже за одним ребенком присматривать очень трудно, а что уж говорить о четырех? Это колоссальная ответственность, которая под силу далеко не каждому. Тем более что почти все дети, попадающие сюда, очень травмированы потерей родителей или жестоким обращением.

– Как Хизер себя чувствует?

Слабость растекается по телу каждый раз, когда я ее навещаю. Онкологическое заболевание Хизер потрясло всех в этом доме, и у меня новость о ее болезни тоже выбила почву из-под ног.

– Держится молодцом. Ты же знаешь мою жену. Не обращает внимания на дождь, всегда ищет лучик солнца.

Хизер мастерски готовит лимонад, если жизнь протягивает ей лимоны. Мое кресло тихо поскрипывает, когда Чарльз завозит меня в угол и стучит в дверь спальни. Хизер нежным голосом приглашает нас войти. При виде меня она садится на кровати ровно, как солдатик. Ее светлые волосы выпали после первого курса химии, и теперь она всегда носит платок.