– Да, дочь!

– Папа, я вернулась. Что трубку не берешь?

– Полицейский опрашивает по-поводу Семена. Ты ему о Калиненко рассказала?

– Я, а что?

– Ничего. Хорошо, что рассказала. Я ему еще размышлений подбросил. Пусть ищут гада! Ты как?

– Нормально, пап, голова только болит немного. Спроси у него, когда тело отдадут.

– Доча, не переживай, я все устрою, позвоню. Давай, пока, отдыхай.

– Пока, пап!

Николай принес чай, поставил на столик у кровати.

– Николай, принеси воды, забыла.

– Сейчас, принесу. Без газа?

– Да, лекарство принять.

Пока Николай ходил за водой, я переоделась в халат, достала пенталгин и снова легла. Николай поставил бокал передо мной.

– Спасибо, Николай, – я выпила таблетку с трудом.

Если бы не сильная головная боль, я не стала бы вообще лекарство пить. Терпеть не могу пить таблетки, трудно их глотать, это у меня получается в несколько заходов: надо сначала настроиться, потом сделать маленький глоток воды, положить таблетку на корень языка и только затем пустить в рот водопад. Николай знает, что надо минимум две трети стакана воды на этот ритуал, иначе таблетка «застревает», как мне кажется.

– Еще что-нибудь? – спросил в дверях Николай.

– Нет, спасибо. Я отдохну.

Когда Николай вышел, я поднялась, и села в кресло пить чай. В комнату прибежали мои коты. У них, внизу от дверной ручки, своя, кошачья, дверка, открывающаяся в обе стороны, в моей комнате и на кухне. Конечно, они сразу запрыгнули на колени и подставили свои спинки для процесса заглаживания.

– Хорошие мои! Да как я вас сейчас заглажу! За то вы мне голову потом лечить будете.

Мои коты мне всегда помогают, когда что болит. Они как чувствуют мои проблемы и укладываются лежать на то самое место, которое требует лечения: болит живот – они на животе, голова – ложатся сверху, спина – ложатся на грудь. Умники мои! Никто их не любит так, как я! Семен даже подопнуть мог! Да и Ванечка, чтобы меня позлить, может помучить кого из котов. Потом я стала понимать, что он так поступает, когда ему хочется дополнительного внимания. Сынок мой!..

Проснулась я от неясного шума голосов за окном. Коты спали рядом. Проснувшись окончательно, услышала, что во дворе довольно громко разговаривают двое людей: один из голосов – голос папы, второй, женский – не знакомый. Солнце уже клонилось к закату, отбрасывая красноватый цвет по стенам комнаты. Голова не болела, была свежей, слегка кружилась. Я потянулась в постели и села. Голоса во дворе тише не стали. Сейчас папа что-то назидательно втолковывал своей собеседнице.

Я встала и подошла к окну. Там, внизу, на крыльце, стояли папа и какая-то дама, внушительных габаритов, в темном, не по сезону, костюме. Папа что-то говорил ей, она записывала иногда в блокнот.

Спустившись вниз, я обнаружила папу уже в холле.

– Здравствуй, еще раз, доченька! – он шел мне навстречу, протянув руки вперед.

– Привет, папа! – мы обнялись и поцеловались.

Папа был в строгом темно-синем костюме, белой рубашке, без галстука. Уверена, так он оделся исключительно по трагическому событию. Обычно, летом, его нельзя было заставить одеть костюм темного цвета, всегда в светлом.

– Кто это был? – спросила я.

– Это меня догнала похоронный агент, прямо у твоего дома, пришлось с ней здесь разговаривать, в дом не хотел приглашать.

– Ладно. Пойдем в столовую, поговорим, – я повела папу за собой. – Николай, сделайте нам чай, пожалуйста.

– Мне кофе, – попросил папа.

– Одну минуту, сейчас, – Николай пошел за нами.

– Папа, что мне дальше делать? – начала я канючить. Мне захотелось вновь стать маленькой безответственной девочкой, за которую думает кто-то взрослый.