Кстати, ордена раздавались примерно так же, по разнарядкам.

В партийном членстве были и некоторые неудобства. Нам вдруг приспичило крестить сына, а сделать это в Москве было невозможно – сообщили бы в парторганизацию, скандал! (говорят, попы подавали такие списки). А когда нельзя, в два раза сильней хочется. Пришлось его крестить в Барнауле.

Заодно меня назначили крестным для племянника. На весь город тогда там была одна церковь. Мы приехали днем и наткнулись на табличку: «Храм закрыт на обед». Это было так чудно, как будто мы в булочную пришли. За время обеда накопилось много желающих крестить детей, и благостный после трапезы поп решил крестить всех оптом.

Нас построили посредине небольшого бокового зала, видимо специально предназначенного для обряда крещения. Священник облачился и начал службу. Он что-то быстро-быстро говорил, периодически кланяясь. Стоявшая рядом с ним старушка в черном, крестилась в какие-то нужные моменты. Я тоже пытался креститься, но у меня это получалось как-то невпопад. Остальные в нашей шеренге не крестились вовсе. Вдруг поп прекратил свое бормотание и набросился на крещующихся, вы что это, дескать, не креститесь? Руки, что ли болят? Народ говорит, не успеваем за вами, батюшка, слишком быстро читаете. Тут он прочел целую лекцию о том, что в церкви высший класс службы как раз и заключается в максимальной скорости бормотания молитв и вообще:

– Вы пришли в церковь, а не в булочную, вы видели крест на куполе? так что, будьте любезны… вы что думаете? Мне пятерки ваши нужны? – обряд крещения стоил пять рублей.

Лекцией он не удовольствовался и пошел по ряду проверять, кто умеет креститься, а кто нет. Одна дама перекрестилась слева направо, ух, он ей дал на орехи. Кстати, это было бы логично – женщинам крестится в другую сторону, у них ведь и пуговицы застегиваются наоборот.

Когда очередь дошла до меня, я, предпочитая всегда нападать, не поднимая руки для крестного знамения, начал говорить:

– В евангелии от Матфея, батюшка, ест такое место… – преамбула получилась солидной, но что говорить дальше я еще не придумал, а он и не стал слушать.

– А вас не спрашивают! У вас ребенок на руках, можете не креститься вообще.

Грудной племянник у меня на руках действительно начинал беспокоиться и покряхтывать во сне.

После лекции дело пошло лучше, но крестились кто в лес, кто по дрова. Я как-то собрался и начал думать о вечном. Благостного настроения мне хватило ненадолго. Через несколько минут поп развернул шеренгу к картине страшного суда, что висела до этого за нашей спиной.

– А теперь… дуньте и плюньте на Сатану!

Я в задумчивости вытянул губы трубочкой. Дунуть то я дунул, а вот плюнуть уже не смог, меня просто задушил смех. Так еще одно таинство развалилось в моей душе.

Когда мы уже вышли на улицу, я вдруг понял, что пятерку, которая совсем не нужна была священнику, так и не отдал, но возвращаться не стал – плохая примета.

Уехав от отца в Тушино, я остался совсем без машины. Меня это мучило и однажды, сняв тысячу с книжки, и взяв еще столько же в кассе взаимопомощи, я поехал в Южный порт. На эти деньги можно было купить только старенький Запорожец, что я и сделал. Зато подо мной теперь была, хоть и хреновая, но машина! Примерно год я везде, даже в магазин напротив, ездил на машине, но однажды осенью разбил её вдребезги.

Очень рано утром, совсем еще по-тёмному, мы выехали за грибами. Со мной был шестилетний сын и фабричный художник Стар, худой и до предела флегматичный парень. По пути к нам присоединился Дядькин, на своем Запорожце, со своим тестем, который знал грибные места где-то под Рузой.