Первозданный огонь память трогает, словно сирень,
Где безумство пожухнет, а подлинность искренней будет.

Ангел

– Здравствуй, – сказал мне немолодой мужчина, крепко и совсем не по-стариковски прижимая меня к своей груди, – здравствуй. Я так долго ждал, и вот ты наконец-то пришла. – Садись, – предложил он, усаживая меня на жесткое кресло, покрытое ковром, – садись и рассказывай… Что ты хочешь, может быть, вина, фрукты? Нет? А что ты любишь, я принесу тебе покушать.

– Я не голодна, – ответила я, не вполне понимая, да и не особенно стараясь понять то, что происходит.

За окнами шел дождь, я не торопилась.

– Да, конечно, о чем это я, ведь ты Ангел. Ты всегда шла по краю моей жизни, и я чувствовал твое присутствие, хотя и не видел тебя. А теперь ты здесь, – продолжал говорить мой новый знакомый. – Я протянул руку в пустоту, без всякой надежды, а встретил твое нежное пожатие. Я так рад, что ты есть, особенно сейчас.

От его слов мне стало грустно. В этом доме я могла бы оставаться долго, но только не в качестве Ангела. И тут я вспомнила, словно переместилась во времени лет на десять-двенадцать.

– Я узнал тебя, – говорил другой человек. – Ты Ангел, Ангел смерти.

Не зная, как реагировать на такое заявление, я промолчала.

– Я впервые увидел тебя, лежа в послеоперационной палате, перемотанный проводами, и думал, что все бесполезно, – продолжал он. – Ты вошла одетая во что-то белое, и я узнал тебя сразу. Сорвал провода, встал и пошел навстречу, догадавшись, что ты пришла за мной, я же так долго тебя ждал… Медсестры уложили меня обратно в кровать, подсоединили аппаратуру и всё твердили, что мне почудилось, в коридоре никого нет – посленаркотический синдром. Но я же знал, что это не так. Теперь я опять встретил тебя, ты Ангел.

«Вот странно, – думала я, сидя на жестком кресле в чужом доме, – неужели мы можем вот так пройти сквозь чужую жизнь и оставить на ней, как на фотографической пленке, засвеченное пятно своего присутствия».

День заканчивался, дождь перестал, пора было уходить.

– Не уходи, – сказал мой собеседник грустно, – мы только встретились.

– Значит, у нас все впереди, – ответила я и встала, понимая, что быть только Ангелом для меня уже мало.

Результат

Я знаю результат, и он не для примера,
Включен секундомер и щелкает, как кольт,
А я несу в себе весь этот мир без дела
Вперед, не получив на счастье даже сольд.
Мир – ростовщик, процент наш в рост считая,
Пусть думает, что так будет всегда,
Но жизнь сама подножкою трамвая
Цветущею весной нас к счастью подвезла.
То было на углу двух позабытых улиц,
Где пахло кофе, горьким миндалем
И кошка, точно сфинкс, глядела, чуть сощурясь,
А мы вошли в судьбы своей разлом.
Пусть говорят, что это против правил,
А наша жизнь теперь не стоит пятака,
Раз случай спас и в прошлом не оставил,
Нас выведет на свет опять его рука.
Мы примем всё как есть, по огненному крою
Пройдет любовь, лекала дней круша,
И только здесь в безвременье открою,
Что накопила с опытом душа.
Секундомер вновь гонит дни и ночи,
Событий не собрать нам на сухой отчет,
А счастьем нас судьба спасает и морочит,
Считая, как всегда, на нечет и на чет.

Взгляд через плечо

Запах поздней весны, снежных мыслей конвой,
На чернеющих ветвях листьев первые почки,
День, не зная пределов, уже сам не свой,
Оставляет нам впрок непрожитые строчки.
Словно вычерпав русло широкой реки
И безводную грань проложив между нами,
На свободном клочке старой школьной доски
Я рисую кораблик цветными мелками.
Бесполезная сказка тревожной тоски,
Для чего паруса нам, в бесслезной пустыне,
Где поющих барханов струятся пески,
Их гортанная речь неподвластна латыни.