– Удивляешь меня, наивная ты душа, четыре десятка разменял, а все еще веришь в людскую добродетель. Это такая же редкость, как и хорошая водка, – увещал Шиша один из ближайших друзей Володя Голубев, глотая вконец повсеместно

испортившуюся в те годы 40-градусную жидкость. В его кабинете в редакции газеты «Правда Востока» по традиции в беде и радости собиралась их общие приятели.

– Они же, гады, умеют так маскироваться, что не отличишь, думаешь, хороший, а он дрянь, – пьяно кивал, чокаясь, Шура собутыльнику и если очередной «гад» попадался в тот день навстречу, дело заканчивалось взаимным мордобитием.

Деньги после увольнения у Шиша быстро закончились. На зарплату жены, учителя начальных классов, семью с двумя детьми-школьниками прокормить проблематично. Как не хотел этого Шура, но пришлось идти на поклон к отцу. Когда сын подался в актеры, тот едва его не проклял, но местный ребе, который ценил его регулярные пожертвования, посетовал сменить гнев и дождаться, когда блудливый отпрыск обратится за помощью. Так и случилось после распада Союза.

В советское время старший Шиш возглавлял фотоателье Кировского района Ташкента. Для непосвященных – по сути, это были приемные пункты наличных от населения, которые распределялись потом не совсем справедливо между государством и причастными к дележу. Вместе с СССР разваливалась и служба быта. Первый удар нанес по ней закон об индивидуальной трудовой деятельности, по которому можно было заниматься различными работами, в том числе и фотографированием. Многие мастера объектива, и раньше не обижавшие себя втайне от начальства, стали это делать уже в открытую. Самые смелые оформили патенты. Затем появились кооперативы. А самые продвинутые из них стали работать совсем как некогда знаменитая фирма «Кодак» с ее девизом: «Вы только нажимаете кнопку, а остальное делаем мы» – принимали на проявку пленку и выдавали пачку готовых фотоснимков. Нынешним владельцам цифровых смартфонов не понять великой революции в фотографии, которая творилась на глазах их родителей. Но кто знаком с пленочной технологией, тот помнит, с каким энтузиазмом был встречен этот сервис.

У папы все эти новшества не вызывали радости. Хиреющие фотоателье не приносили дохода. Но со дня на день ждали закона о приватизации. И старший Шиш во что бы то ни стало желал дождаться этого благословенного момента. Cдача в аренду зданий, находящихся почти в центре Ташкента, могла бы обеспечить безбедную жизнь всей его семье.

Именно в это время на пороге его кабинета проявился Шура с просьбой о помиловании. И с желанием… открыть в фотоателье видеосалон. Они только-только начали появляться в Ташкенте.

Отец давно заготовил долгую и нравоучительную речь для блудного, но единственного сына (двух дочерей удачно выдал замуж). Он ее и озвучил бы с присущей ему страстью и артистизмом, но Шура до увольнения на посту профорга показывал неожиданную сметку и деловую хватку (родитель приписывал их своим проснувшимся генам), так что произносить её теперь, когда у него у самого дела не ахти, посчитал неуместным. А предложение открыть видеосалон оценил по достоинству.

– Ты хотя бы знаешь, сколько стоит один видеомагнитофон? – спросил он.

– До хрена, – легкомысленно ответил сынок, чем едва не разбудил задремавшее у отца желание высыпать на его голову заготовленные упрёки. Но в очередной раз решил попридержать их при себе.

Для открытия видеосалона требовалась лицензия. Выдавало ее в СССР ПТО «Видеофильм», в Ташкенте после упразднения Союза – соответствующее ведомство. Дело было долгим, муторным, мздоимливым. Но у Шуры был приятель, который всегда знал, что надо делать в таких случаях. Спектр его предложений, благодаря неистощимой фантазии, был необычайно широк – от полной ахинеи до вполне реализуемой идеи. На этот раз Семён Чернозёрский и вовсе оказался на высоте. Правда, поначалу выдал пессимистический прогноз.