Перед самым домом Шура, дабы умаслить жену, купил задешево у припозднившейся торговки огромный букет тюльпанов.

Подходя к дому, мы увидели автовышку, с помощью которой чинили троллейбусную линию. Художественная натура Шиша враз нашла ей другое применение. С помощью убедительной купюры он уговорил водителя подогнать машину к дому. Его подняли в люльке к балкону.

Было уже заполночь, в большинстве квартир, как и в Шуриной, давно погасили свет. Шиш перебрался на свой балкон, махнул мне рукой, чтобы я шел домой.

Дальнейшие события происходили без меня. О них мне рассказали их участники. В деталях есть разночтения, но в целом дело было так. Шура решил не будить жену, а высыпать тюльпаны на ее постель. Он тихо открыл дверь и на цыпочках пошел к спальне… Вдруг вспыхнул свет, и Шура увидел перед собой …соседей – мать и сына Карагановых, живущих под его квартирой.. С ними Шиш не ладил. Пару раз их заливал, принимая ванну пьяным, и несколько раз удачно ставил подножки крупногабаритному Ерванду.

– Ты что, сукин сын, делаешь в моей квартире? – у старухи Карагановой в руке был топор. У сына гантеля.

– Извините, залез случайно, – пролепетал Шура и попытался задом ретироваться через балкон. К несчастью, он задел небольшой аквариум с золотыми рыбками, и тот разбился вдребезги. Ерванд кинулся к Шуре, но поскользнулся об одну из прыгавших по полу рыбок и растянулся во весь свой внушительный рост.

– Вай, вай, – запричитала старуха и подняла топор. Шура метнул в нее букет тюльпанов и бросился к балкону. Но путь уже перегородил Ерванд. Шиш схватил первое, что попалось под руку – фарфоровую вазу, и замахнулся на Карагановых. Те враз побледнели и сдали назад.

– Шурочка, пожалуйста, поставь эту вазу на место, – прижала руку к сердцу старуха. – Это семейная реликвия.

Шура слышал, что у Карагановых хранится дома какая-то очень ценная ваза, привезенная еще дедом из Индии или Парижа.

– На колени! – начал куражиться Шура. И поднял вазу над головой. Карагановы рухнули как подкошенные.

– Шурочка, поставь вазочку на место и ступай к себе домой. Тебя никто не тронет, – умоляла старуха.

– Нет, – гнусно усмехнулся Шура, – зло должно быть наказано!

Интеллигентно прикрываясь ладошкой, он помочился в вазу.

– Скотина, – прошипела старуха. – Убей его!

Ерванд стремительно бросился к Шуре, пытаясь схватить вазу. Шиш увернулся, но от рывка содержимое вазы выплеснулось ему в лицо, и она выскользнула из рук…

Следующую подножку Шура смог поставить только через три месяца.

Звезду кукольного театра, неизменно собиравшего аншлаги, лучшего Карабаса-Барабаса всех времен (впрочем, все три утверждения из разряда спорных), Александра Шиша уволили из-за болезни души 15 января 1992 года.

– Sic transit gloria mundi, – вздохнул Шура, когда ему вручили для ознакомления приказ.

– Что еще за мунди? – обиделась замдиректора театра, которой поручили озвучить прощание с актером.

– Так проходит земная слава – это латынь, – пояснил Шиш устало и зачем—то покачал головой.

– Вы это бросьте вашу блатынь-латынь. О какой славе говорите – 12 выговоров, постоянно пьяный являетесь в культурное учреждение. Давно пора было вас выгнать. – Еще недавно она возглавляла один из центральных рынков Ташкента, поэтому отличалась крутым нравом и непреклонным чувством собственной правоты.

– Извольте заткнуться, – интеллигентно попрощался с ней Шиш и поплелся на свободу.

Шура пил не больше нашего. Но в пролонгированный запой впервые ушел лишь после развала СССР. Если накануне кое-кто из нас каркал, что империи должны обязательно распасться, то большинство все же было опечалено – не таких перемен мы желали, обрушившихся на страну. Но Шура воспринял это болезненнее всех – как предательство и затаил смертельную обиду на всех «революционеров», которую от безысходности пытался растворять водкой. Перестал смотреть телевизор, читать газеты и даже книги – всё опротивело. Несмотря на запои, Шура их предпочитал называть по старинке болезнью души, он ни разу не срывал спектакли. Но и в театре начались перемены – сменилось руководство, исчез партком, а вместе с ним и профком, который возглавлял наш друг. Из уважаемого профбосса, обеспечивавшего весь коллектив продуктами в самые дефицитные годы, он был разжалован в рядовые актеры и стал уязвим – посыпались выговоры, наветы, огорчения. А те, кто вчера еще искал его расположения в надежде на лишнюю баночку икры или бутылку оливкового масла, перестали замечать.