Мы, слушавшие как лепит легенду Семён, одобрительно кивали – молодец! Но Старик был задумчив.

– Так это ты машину оставил на Герцена? – переспросила Мура. – Не врешь? А я подумала, что Шурик там ****ует, вот и исколола ему колеса, а его шалаве разбила окно.

– Ой, зря ты это сделала, – хихикнул Семён. – Хозяйка дома вернулась из магазина и очень расстроилась. Милицию хочет вызвать!

– Не надо про милицию, скажи ей, что сам вставишь стекла, – прошептал Шиш.

– Ладно, Венера, не беспокойся за последствия, скажу хозяйке дома, что случайно из-под колес автомобиля камень вылетел. И сегодня за мой счет ей вставят стекла, – исправился Чернозёрский. – Но как мне Шуру-то найти?

– Попробую отыскать, – пообещала Мура. – Или он, или я перезвоним тебе. Но куда? Ты сейчас в редакции, у Голубева?

– Да, пока я здесь, но минут через 15 поеду на Герцена, вызвал туда эвакуатор.

Все облегченно вздохнули, Старик разлил водку, мы чокнулись – пронесло!

Обычно после третьей рюмки по нашей просьбе читал свои стихи Айнберг. Он был настоящим поэтом, не только издавал свои книги, но и многие из его творений мы знали наизусть.

Мы вновь выпили, одобрительно хлопая по плечам Айнберга.

– А что? Весьма неплохо, – первым откликнулся торопыга Чернозёрский, сам писавший стихи. – Это о настоящем чувстве, а мы тут разруливаем ситуацию с элементарным недержанием либидо. В жизни одно, в стихах другое.

– Это у тебя другое, – не согласился Айнберг.

– Не скажи, – запротестовал Шура. – Меня после каждого левака наоборот к жене больше тянет.

– А меня на новые приключения, – осклабился Чернозёрский. – Вот рассуди, Старик, у кого из нас любовь настоящая? Да и есть ли она вообще в жизни? Ты после смерти жены уже лет пять живешь один. И не заметно, чтобы тебя к женщинам тянуло. Или дал зарок?

– Ничего я не дал. И вам не судья. Любовь в разном обличие бывает. Мне повезло, что я свою Татьяну встретил. У меня после неё никого не было. И не будет. Я до сих пор с ней по ночам разговариваю… В этом, наверное, суть любви – если даже при жизни не наговорился с ней… Очень хорошо ты, Саша, написал о расставании, – проговорил Старик враз осипшим голосом. – Особенно про то, как мало уверены мы, что всё возвратится к нам после зимы….

Мы переглянулись и замолчали. Рогов скрывал от нас, что давно и тяжело болеет.

– Вот что меня тревожит: почему Венера как-то походя уточнила где ей найти Чернозёрского? – Олег Валерьевич прервал затянувшееся молчание и задумчиво оглядел всех нас, словно надеялся на подсказку. – Что-то в этом…

Он не успел закончить – в кабинет ворвалась Мура. Выдернула стул из-под опешившего Семёна и хряснула им по Шуре. Тот улетел в угол и, вскочив, тут же схватил подшивку газеты, чтобы защищаться от ударов разъяренной супруги. Первыми к своему удивлению выскочили из кабинета мы с Голубевым, за нами Чернозёрский, следом Айнберг вытащил Старика, желавшего спасти Шуру от расправы…

– Хотел от меня спрятаться, сволочь! – кричала Мура на всю редакцию. – Да я твой змеиный шёпот в трубке сразу уловила! Убью!…

На следующий день супруга Шуры все же была на премьере в кукольном театре. И даже, говорили, поощрительно аплодировала ему: Шиш, несмотря на душевные и физические травмы, замечательно сыграл роль Карабаса Барабаса.