Мне сразу же представлялось, как из бабушкиного пальца торчит настоящий малиновый куст. Это было для меня настолько же неправдоподобно, как дерево, выросшее у оленя на голове из вишнёвой косточки. Бабушка смеялась:
– Это только так называется «выросла малина». На самом деле, выросла такая шишка, утыканная колючками.
– И где же она сейчас?
– Я её распарила и вырвала.
И бабушка показывала мне шрам на пальце. Хоть шрам и был настоящим, я так и не верила, что колючки малины могут расти в человеческом теле.
В Абхазии, гуляя в устье реки Гумисты, мы с мамой упали в кусты ежевики. Я потянулась за ягодой и стала падать, а мама меня пыталась удержать. Край берега осыпался, и мы провалились в ежевичные заросли.
Иголки мы выковыривали из рук ещё долго. Но, видимо, я достала их не все. Потому что уже зимой одна из них проросла у меня в пальце. Я никогда не верила, что это возможно!
А колючка взяла и проросла. Вырос такой бугорок, из которого торчали в разные стороны иголки. Если надавить, то они очень кололись.
Года два я её ковыряла, эту колючку – а она всё прорастала и прорастала. Всё-таки однажды, распарив в ванной, я выдрала её «с мясом» навсегда…
Когда я показываю шрам от колючки, все снисходительно улыбаются. Тоже, наверное, вспоминают оленя и барона Мюнхаузена, как я когда-то…
Шторм
Неожиданно начался шторм. К морю подойти было страшно – не то, что в нём купаться. Волны уносили с собой камни с пляжа, потом эта смесь воды и камней поднималась на огромную высоту и обрушивалась на берег, растекаясь пеной. В воздухе стояла влага от брызг. Можно было бегать по самой кромке, на безопасном расстоянии от прибоя, и всё равно оказаться мокрым…
После нескольких дней шторма, мы с папой решили дойти до моря: проверить, насколько сильно штормит. Волны уже стихали. С берега они казались совсем не страшными, и папа решил искупаться:
– Не бойся, я только сплаваю – туда и обратно. Я быстро вернусь!
Но мне почему-то было очень страшно.
Когда папа попытался выйти на берег, волна накрыла его и утащила обратно в море. После нескольких безуспешных попыток, он решил отдохнуть и болтался на волнах в полосе прибоя.
Вдруг мне показалось, что папина голова исчезла с поверхности. Я стала бегать по берегу, напрягая до предела свое слабое зрение, всматриваясь в полосу пены.
Рассмотреть мне ничего не удавалось. От отчаяния и бессилия я расплакалась:
– Папа, папа!!!
Я металась в слезах вдоль прибоя. Вдруг ко мне подбежал Гурам. В руках у него была банка для червей:
– Что случилось? Почему плачешь?
Рукой я махнула в море, давясь слезами:
– Папа, папа! Он там!
Гурам быстро разделся и бросился в волны. И тоже исчез.
Этого я уже не выдержала, закрыла лицо руками и зарыдала в голос. Вдруг чья-то мокрая рука потрясла меня за плечо. Я открыла глаза и увидела папу:
– Не плачь, успокойся – вот же я. Живой и здоровый!
Рядом улыбался Гурам.
– Гурам нашёл меня в волнах, показал, как надо подныривать!
Вот так они с папой быстро выбрались на берег.
Через несколько дней Гурам научил нас всех подныривать под волну, чтобы выйти из прибоя.
Кто знает, может быть именно эти уроки Гурама помогли мне доплыть, когда спустя несколько лет я сама боролась со штормом?
Банан
На второй день после начала шторма мы поехали гулять по Сухуми и, первым делом, пошли на экскурсию по ботаническому саду.
При входе в сад меня больше всего поразили гортензии. Экскурсовод подвёл нас к огромным цветущим кустам и спросил:
– Как вы думаете, что это?
Самые обычные гортензии, которые растут на окне, здесь были огромными кустами и цвели прямо на улице. Они росли вдоль всех дорожек.