Агнес не ответила сразу. Она подошла к треснувшему зеркалу в углу. Вглядывалась в отражение – рыжие кудри, веснушки, колючие голубые глаза. Ничего драконьего. Ничего змеиного. Только… огонь. Он всегда приходил так легко, будто дышал ею. Она щелкнула пальцами. Маленькое пламя вспыхнуло, но на этот раз не золотое, а с кроваво-багровой сердцевиной. Оно пульсировало в такт ее ярости и смятения. "Дар не для всех ведьм…" – эхом отозвалось в памяти. "Змеиное дитя…"

"Он не солгал, Ворон," – наконец проговорила она, погасив пламя. Голос звучал чуждо – низко, с металлическим отзвуком. "Ты же слышал. В его словах… была правда старше этих стен. И боль, которую Гарины держат на цепи." Она повернулась к птице. "Кто они, Ворон? Эти 'Гарины'? И почему он ждал меня? Ты знаешь больше, чем говоришь. Всегда знал."

Ворон наклонил голову, его блестящий глаз казался бездонным. "Знание – груз, дитя. Особенно то, что может сжечь дотла. Авелья… старалась уберечь тебя. От правды. От силы. От себя самой." Он каркнул тихо, почти сожалеюще. "Но подвалы сами находят любопытных ведьм. И цепи рвутся."

Снизу, сквозь толщу камня, донесся новый звук – не рев, а глухой, яростный удар по металлу. Затем – приглушенные крики, лязг оружия, топот ног по каменным ступеням. Вверх.

"Вот и пришли за своими 'гостями'!" – взметнулся Ворон к потолку. "Твои вопросы, Агнес, очень скоро получат весьма… осязаемые ответы!"

Страх сжал горло, но его сжигала волна иной силы – древней, яростной, родной. Воздух вокруг Агнес начал дрожать от жара, пыль на полках закружилась в миниатюрных вихрях. Она чувствовала их – Гаринов. Их холодную алчность, их страх перед тем, что вырвалось на свободу. Их решимость заткнуть рот тайне навсегда.

"Они пришли не только за ним," – прошептала Агнес. Голос налился странной мощью, в нем зашипели змеиные нотки, зарычал дракон. В ее глазах, таких голубых и глубоких, вспыхнули алые искры. "Они пришли за мной. Потому что я здесь. Потома что я… их ошибка. Живое доказательство того, что они украли."

Она сделала шаг навстречу двери, не к отступлению, а к надвигающейся буре. Ладонь поднялась не к дверной ручке, а к самой двери – массивному дубу, скрепленному железом. Концентрируясь не на пламени свечи, а на яростном сердце огня, спавшего в каждом атоме дерева, в каждой железной связке.

"Что ты делаешь?!" – закричал Ворон. "Они сломают дверь! Их много!"

"Пусть ломают," – ответила Агнес. Ее пальцы едва коснулись дуба. "Пусть увидят, что разбудили в своих подвалах. Огонь – моя стихия. Но сегодня…" Она сжала кулак. Дверь затрещала, не от ударов снаружи, а изнутри. По ее поверхности поползли темные прожилки – не трещины, а опалены, как будто раскаленный нож резал дерево. Запах гари заполнил комнату. "…Сегодня они узнают, что значит разбудить змею. Или дракона."

Грохот у двери усилился. Чей-то властный голос (Эйрона? Старшего Гарина?) рявкнул что-то неразборчивое. Последний удар – и замок с треском поддался.

Дверь распахнулась. На пороге, окутанные дымом пороха или магии, сжимая в руках алебарды и короткие арбалеты, стояли люди в ливреях Гаринов. За ними маячила стальная фигура Эйрона, его лицо искажено холодной яростью. Его взгляд упал на Агнес.

И замер.

Она стояла посреди комнаты, окутанная дрожащим от жара воздухом. Рыжие волосы будто светились изнутри. В глазах, таких голубых и бездонных, плясали адские искры. А от ее вытянутой руки к распахнутой двери тянулся черный, дымящийся шрам на дубе – точный, как удар молнии.

"Мисс Агнес," – голос Эйрона потерял всю свою невозмутимость, в нем зазвенела сталь и… первый проблеск страха. "Вы совершили непростительную ошибку. Вы вошли туда, куда вам пути не было."