Джейн удивленно моргнула:

– Это произошло на Бикон-Хилле?

– Да, богатых иногда тоже грохают.

– А кто погибшие?

– Бернард и Сесилия Акерман, пятьдесят и сорок восемь лет. И три их приемные дочери.

– А выживший мальчик? Тоже их сын?

– Нет. Его зовут Тедди Клок. Он несколько лет жил у Акерманов.

– Жил у них? Он что, родственник?

– Нет, – ответил Кроу. – Они взяли парня на воспитание.

Оказавшись на Луисбург-сквер, Джейн заметила среди группы машин Управления полиции Бостона знакомый черный «лексус» и сразу же поняла, что судмедэксперт Маура Айлз уже на месте происшествия. Судя по количеству новостных фургонов, все бостонские телевизионщики собрались здесь. Ничего удивительного – даже лучшие районы города вряд ли были под стать этой площади, с ее потрясающим сквером, настоящей жемчужиной, и роскошными деревьями, увенчанными пышными кронами. Особняки в неогреческом стиле, обступающие парк, населяли потомственные и новые богачи, в них хозяйничали магнаты – владельцы корпораций, бостонские аристократы и бывший сенатор. Но даже в этот район порой наведывалось насилие. «Богатых тоже иногда грохают», как сказал детектив Кроу, однако, когда такое происходит с толстосумами, на это все обращают внимание. За лентой полицейского оцепления, в толпе, зеваки пихали друг друга, пытаясь отвоевать лучшие места. На Бикон-Хилл часто приводят туристические группы, и сегодня эти туристы наверняка оправдают свои затраты по полной программе.

– Эй, смотри! Это же детектив Риццоли.

Джейн заметила, что к ней направляются телекорреспондентка и оператор, и подняла руку, желая показать: никаких вопросов. Они, конечно же, не обратили на это никакого внимания и последовали за Джейн на другую сторону площади.

– Детектив, мы слышали, что остался свидетель!

– Полиция. Дайте пройти, – бормотала Джейн, пробираясь сквозь толпу.

– Верно ли, что охранная система была включена? И ничего не украли?

Чертовы корреспонденты знают больше ее. Риццоли нырнула под ленту, ограждавшую место преступления, и назвала патрульному, что стоял на посту, номер своего отдела. Так полагалось по протоколу, хотя полицейский прекрасно знал Джейн и даже успел отметить ее имя на своем планшете.

– Надо было видеть, как эта девица гонялась за детективом Фростом, – усмехнувшись, сказал патрульный. – Он походил на испуганного кролика.

– Фрост в доме?

– Как и лейтенант Маркетт. Вот-вот приедет комиссар, и я не удивлюсь, если здесь появится мэр собственной персоной.

Джейн оглядела внушительный четырехэтажный особняк из красного кирпича и пробормотала:

– Ничего себе!

– Полагаю, он стоит пятнадцать-двадцать миллионов.

«Стоил – до того, как сюда въехали призраки», – подумала Джейн, разглядывая красивые эркеры и богато украшенный фронтон над массивной парадной дверью. За этой самой дверью таятся кошмары, с которыми у Риццоли не было сил встречаться. Три мертвых ребенка. Вот в чем проклятие материнства – каждый погибший малыш носит лицо твоего собственного чада. Натягивая перчатки и бахилы, Джейн пыталась запастись и эмоциональной защитой. Как строитель, надевающий шлем, Джейн облачилась в свою собственную защитную форму и только после этого вошла в дом.

Она посмотрела вверх – на лестницу, взлетавшую на высоту четвертого этажа, к застекленному куполу, через который в здание золотым дождем проливался дневной свет. Эхо многочисленных голосов, по большей части мужских, доносилось с верхних этажей, усиливаясь в лестничном колодце. Из прихожей, даже вытянув шею, Джейн не смогла никого увидеть, только услышала голоса, напоминавшие бормотание призраков – обитателей дома, который за век своего существования служил приютом для многих душ.