Уже под утро, протерев Нику влажным полотенцем, ополаскиваюсь и ложусь в кровать, придвинув и обняв жену. Тело ломит от усталости и нервного отката, но близость любимой действует как анестезия. Стоит коснуться её, втереться кожа к коже, как отпускает всё. Волнение, страх, напряжение. Ника чувствует то же. Перестаёт дрожать, расслабляется, выравнивает дыхание, растекается по мне.

Вывод после всего прост. Никаких выходов в свет, никаких соприкосновений грязи с моей семьёй, никаких длительных отлучек от жены. Расширю полномочия Элеоноры, найму, если надо, помощников ей, но от малышки ни шага в сторону.

- Доброе утро. Что со мной случилось? – сонно шепчет Ника.

- Застой молока, так сказал Витя, - затаскиваю её на себя.

- Меня лечил Витя? Тот, что штопает твоих ребят? – удивлённо смотрит на меня.

- Тебя лечил я, а Витя установил причину.

- И как ты меня лечил?

- Мял грудь, - вкладываю в голос сексуальной хрипотцы. - Затем обхватывал губами сосок и всасывал его. Оказывается, Кира лакомится деликатесом, вкусненьким, сладеньким, тёпленьким. Угостишь меня ещё молочком?

Ника смущается, краснеет и прячет лицо, утыкаясь в шею и шумно пыхтя. У нас столько всего было, а она всё ещё стесняется обсуждать близость, говорить о ней, и теряется, когда я открыто рассказываю о своих фантазиях и впечатлениях. Несмотря ни на что она так и осталась моей маленькой девочкой, стоящей на берегу реки и ошарашенно сжимающей в руке член.

Кира подаёт сигнал тревоги, услышав про делёж молока, и Ника подрывается, соскользнув с кровати, набрасывая на ходу халат и пряча от меня вкусное тело. На языке проецируется вкус сладости, всасываемой ночью, член в ответ дёргается, наливается кровью, и единственная мысль пульсирует в голове: всадить по самые яйца, вбуриться и не вылезать.

Кира со мной в корне не согласна, считая маму только своей, сердито кряхтит и сурово выгибает бровки домиком. Мне с ней не тягаться, по крайней мере сейчас. Остался один месяц, крошке придётся делиться, и уж тогда я уверенными шагами займу причитающееся мне место.

8. Глава 8

Он

- Илхом, брат, мне нужны от тебя бойцы, незасвеченный транспорт и безопасный проход для транспортировки груза, - курю кальян и мельком посматриваю на извивающихся в танцах наложниц с закрытыми лицами, что означает их принадлежность одному мужчине – хозяину, ими Илхом никогда не делится.

- Что перевозим?

- Женщину и двоих детей, - небрежно бросаю, показывая, что не особо заинтересован.

- Кто он? – прощупывает почву, желая узнать, в чей дом посылает бойцов.

- Сын шакала, живущий не по законам стаи, - выплёвываю, вкладывая всю ненависть. – Смерть слишком лёгкое для него наказание. Он должен страдать всю оставшуюся жизнь, проклиная тот день, в который не умер.

- Похоже, этот шакал тебе сильно насолил, - смеётся Илхом. – Особые пожелания есть?

- Сколько времени понадобится для вывоза из России?

- Около тридцати часов. Переход осуществим через горный хребет, а там подойдёт транспорт, - расписывает друг, выгоняя жестом пёстрый хоровод девушек.

- Мне достаточно пары часов наедине с подстилкой шакала перед отправкой в бордель, а в дальнейшем раз в неделю качественное видео, где с ней развлекаются мужчины, желательно пожёстче.

- Я тебя понял, брат, - откидывается на подушки, поглаживая характерным движением бородку. – Твой самолёт в семь утра. Желаешь отдохнуть или выберешь девочку?

- Девочку и покрепче, - довольно лыблюсь, потирая ладони от предвкушения. – Давно душу не отводил.

- Правила помнишь? - кивает. – Переломы и шрамы не оставлять.

Водитель перевозит в соседний сектор, охранник с автоматом провожает в подвал, где за железной дверью располагается комната боли. Всё, как я люблю. Испуганная зарёванная голая девка висит под потолком, с трудом удерживаясь на мысочках, на стене развешаны орудия пыток, плети, кнуты, скамьи для порки, козлы для обездвиживания и более глубокого проникновения в дырки, дыба для растяжки и вывихов суставов, хирургические наборы для снятия кожи.