– Союзники, сожри их печень… – фыркнул Оминас, но Айнар прервал:

– Тогда что? Сегодня?

– К чему тянуть? – пожал плечами Гои. – Раньше сделаем – и на душе спокойнее, и с хлопотами успеем закончить.

– Может, все-таки не сегодня, кимиты? – предложил урмат. – Высоки стены дворца Сидзиро, а город, по-моему, что-то почуял. На улицах народу не в пример вчерашнему, шумит, глазеет. Не заметил бы кто случайно… А вот стихнет гам…

– Не стихнет. Скорее пуще любопытствующие зеваки столпятся, точно ничего не провернем. И помни, дружище: мы не воевать направляемся. Чтоб без драк, без грохота, без мертвецов… сверх неизбежного.

– Как Боги распорядятся, – ухмыльнулся Оминас.

Сборы вышли недолгими: меч с ножнами в руку, дорожный плащ – на плечи. Даже слуг не взяли, неугомонному Ориеме наказали охать и причитать в темной комнате.

Когда спустились во внутренний двор трактира, начали сгущаться сумерки. С небес сыпалось мелкое водяное крошево, то и дело взметаемое порывами холодного ветра – от недавней сумасшедшей жары не осталось и следа.

– М-да, – поежившись, Оминас плотнее запахнул плащ. – Лето кончается – самое время затевать поход. Тем более на север.

Товарищи не спорили, однако и поддерживать разговор не спешили. Молча пересекли пропахший влажной пылью двор, вывели из конюшни лошадей. Даже могучий Дикарь вздрогнул, очутившись под противными стылыми каплями.

– Побыстрее бы разобраться с этой гадостью, и домой, – вздохнул Оминас.

– Под крышу, в тепло, – подхватил Гои, – к кувшину доброго вина… Славно. Вот только немного обогатимся, кимиты, и сразу назад. А про погоду… Очень, скажу, замечательная погода – меньше шансов наткнуться на толпы зевак у дома Баграна.

– Лишнего врага себе наживаем…

– Чепуха, одолеем. С детства, почитай, сражаемся с целым миром, а уж несчастного карлика подавно одолеем… Кстати, Айнар, отныне можешь спать без тревог – во дворце болтали, дескать, посольство Гайафы не сегодня—завтра отбудет. И твой покалеченный недруг вместе с ним.

Устраивавшийся в седле Айнар лишь хмуро кивнул. О Ксуаме за неделю мало что было слышно. Как и полагается, наведывалась пара его воинов, замкнутых и надменных, приносила тот самый чудесный чешуйчатый доспех. Как велел князь, отторо от добычи отказался. Правда, предпочел не объясняться, не просить извинения – получилось довольно резко. Чуть ли не оскорбительно. Так, вероятно, его и поняли тигоны, поскольку откланялись с ледяной холодностью…

На улице особой тесноты не обнаружилось – хватало любопытных глаз, но расчищать дорогу не потребовалось. Цокающие подковами по наезженной в камень земле кони весь путь проделали легкой рысцой.

Остановились у высоких, крепко сбитых ворот. Ни огонька, ни голоса. Даже праздношатающихся горожан здесь, чудилось, было меньше.

– Какая незадача, не спать ли отправился наш гостеприимный хозяин? – ворча под нос, Гои поднялся на стременах и от души застучал по доскам рукоятью плети.

Эхо гулких ударов не успело раскатиться по улице, а в ответ уже лязгнул засов. Из распахнувшейся калитки высунулась крупная, плохо выбритая морда.

– Отворяй! – бросил привратнику Гои.

Морда, однако, выполнять приказание не торопилась, зато внимательно оглядела каждого всадника.

– Вот ведь набрал себе Багран тупиц, – обернулся тигон к спутникам, совершенно не понижая голоса. – Ни самим сообразить, ни команды послушаться не способны. Единственно прохожих обличьем пугать… Отворяй ворота, дурень!

Теперь щетинистая морда разинула-таки пасть:

– Э-э… Что нужно… господам?

– Не зли, сучий хвост, – навис над ним Гои. – Всякой черни дворян расспрашивать?! Язык отрежу и тебе же скормлю! Отворяй живо!