– А чего бы ты хотела? – спросила я, отправляя на тарелку первый бутерброд.

– Хотела бы во Францию. Уехать в Париж, глотнуть там свободы…

– Побойся бога, – возмутилась я. – Франция – полицейское государство. Оттуда даже статуя Свободы сбежала в Америку, правда, сбежала весьма неудачно, поскольку тут же выяснилось, что и Америка полицейская страна. Там нарушены все права человека, которых, по сути, нет нигде и быть не может.

– А что же там есть?

– Там есть все, кроме свободы.

– А где же свобода? – растерялась Маруся.

– Настоящая свобода только в России. Статуя Свободы это сразу же поняла, как только в Америку хлынула толпа русских эмигрантов.

– Ты права, – согласилась Маруся, отправляя в рот бутерброд. – Только у нас можно делать все, что хочется, – жутко чавкая, добавила она.

– Маруся! – закричала я. – Прекрати хватать бутерброды! Так я никогда не наполню тарелку! Что за обжорство и жадность?

– Старушка, это не жадность и не обжорство.

– А что же?

– Чувство самосохранения, – с достоинством пояснила Маруся, принимаясь за следующий бутерброд. – Таким образом я сохраняю себя от голода.

Я вышла из берегов и закричала:

– Все! Хватит! У моих бутербродов совсем нет чувства самосохранения, раз им не удается сохраниться от тебя. А вот у меня есть чувство самосохранения, но и оно почему-то плохо меня сохраняет. Как хочешь, а я поехала к Тосе. Раз уж меня так рано подняли.

– Я тебя отвезу, – подскочила Маруся, панически дожевывая бутерброд.

С Тосей мы столкнулись у двери ее же квартиры.

– Ты что здесь делаешь? – со всей прямотой поинтересовалась Маруся.

– Только что проводила Ларису, – скорбно качая головой, сообщила Тося.

– А почему мы ее не видели? – удивилась я.

– Лариса спустилась по лестнице.

Маруся презирала лестницы и даже на второй этаж всегда поднималась на лифте, какая бы очередь возле него ни собиралась. Я же всегда входила с Марусей в лифт со страхом, опасаясь, хватит ли его грузоподъемности.

– У меня жуткие творятся дела, – жестом приглашая нас в квартиру, сообщила Тося.

– Тасик опять скандалит? – обрадовалась Маруся, проходя прямо на кухню и жадным взглядом обследуя стол.

– Нет, хуже. Вчера – стрела, сегодня – шляпка.

– Наоборот, – воскликнула я, – сначала шляпка, потом стрела.

Тося удивленно на меня посмотрела и спросила:

– Откуда ты знаешь?

– Вывела чисто логически, – важничая, сообщила я. – Путем сложнейших умопостроений.

Маруся переводила взгляд с меня на Тосю, с Тоси на меня и ничего не понимала.

– Епэрэсэтэ! – закричала она. – На каком языке вы говорите?

– На русском, разумеется, – ответила я.

– Так почему же я прямо вся вас не понимаю?

– Она не в курсе? – удивилась Тося.

– Прямо вся, – заверила Маруся.

– С Тосей вчера произошла та же история, что и с Розой, – пояснила я. – Ее пытались из арбалета убить.

А перед этим прострелили шляпку.

– Нет, ну как ты догадалась? – изумилась Тося, пока Маруся широко открытым ртом судорожно глотала воздух. – Про шлянку я еще никому не рассказывала, кроме Ларисы. Да и Ларисе рассказала только что. Я сама про нее узнала вчера вечером.

– Ты под сильным впечатлением вернулась из универмага и, вспомнив про шляпку Розы, решила исследовать и свою? – тоном утверждения спросила я.

– Именно! – воскликнула Тося. – Даже не знаю, когда ее прострелили! С ума можно сойти! Меня хотели убить, а я даже не заметила. Вот до чего замоталась с этим Тасиком.

– Думаю, убить тебя хотели три дня назад, – предположила я. – В Розу стреляли в понедельник, а стрела прилетела в среду. Вчера был четверг, и в тебя летела стрела, следовательно, шляпку прострелили во вторник. Если убийца ничего не перепутал.