– Игорь, шо делать? Где Коля? – к нему пыхтя и вытирая пот со лба, подбежал Миша.

– О! Мишка! Коля вон, закрома родины потрошит. – Игорь указал на товарища, вытаскивающего из какого-то чуланчика под лестницей ящик водки с десятком конфетных коробок сверху.

– А шо?! Чего добру пропадать зря? В хозяйстве пригодится. – Довольно улыбаясь и радостно звеня стеклотарой, Коля нёс перед пузом ящик, придерживая подбородком кондитерскую стопку. – Ещё неизвестно, сколько мы здесь пробудем? Может, в осаду сядем, там, глядишь, и пригодится.

– А ты спрашиваешь, шо делать? – Игорь вскрыл коробку «Кара-Кум», сунул шоколад в рот, на зубах приятно скрипнул сахар-песок. – Вот, жуй пока конфетки, а потом драться будем. Да, Николай Батькович?

– Ага. Кириллович я. – Коля воровато оглядываясь, сунул ящик с драгоценной влагой в шкафчик уборщицы, пряча его за швабры, ведро и веник.

– Это понятно, шо драться. Как драться? Мне такой бардак совсем непривычен. – Миша приступил к поеданию конфет.

– Будем как в Средневековье. Как тогда крепости защищали, так и мы будем обороняться, только вместо мечей дубинки. – Коля, запрятав клад, также присоединился к процессу уничтожения шоколадной продукции. – Я думаю, они в окна полезут, штурмовать, ну а мы их будем бить и не пускать. Вот такая вот стратегия с тактикой.

– Ага, согласен. А ещё… – Игорь остановился на полуслове, прислушиваясь к странному гулу, сначала едва слышимому, но быстро приближавшемуся со стороны вокзала. – Идут!

Друзья, перестав жевать, приникли к стеклу, всматриваясь в приближающуюся враждебность. Люди в здании – молодые и старые, мужчины и женщины – все, кого судьба сегодня собрала здесь, в этом доме, бросали свои дела и спешили к окнам. Они хотели посмотреть в глаза той дикой и злобной силе, что накатывалась на них, на их веру и их убеждения.

Окно, в которое смотрели друзья, имело самый лучший обзор, и им было всё хорошо видно. Среди деревьев сначала мелькнули одинокие фигуры, они быстро приближались, перебегая от дерева к дереву, за ними шли уже погуще, потом хлынул поток. Он нёсся как грязевая лавина, по аллее сплошной массой, а по скверу протекая между деревьями. Над ним стоял гул человеческих голосов, в котором сложно было вычленить что-то осмысленное, какие-нибудь отдельные слова или фразы. Все крики и вопли сливались в сплошной, пропитанный ненавистью и злобой гул. Он вибрировал в воздухе и, казалось, жил отдельно от породивших его людей. Питаясь их энергией, нехорошей энергией, он казался вырвавшейся из преисподней силой, уже не подвластной этим людям, выпустившим её на волю, наоборот, руководившей и управлявшей ими.

Передние уже подбежали близко, их хорошо можно было рассмотреть. Почти все были с дубинками в руках, у многих были фанерные щиты, пару раз мелькнул и милицейский, металлический. Вот один, замотанный по последней майдановской моде, в жовто-блакитный плащ, приостановился. Зажмурив на мгновенье глаза и даже слегка присев в коленках, он выкинул вперёд-вверх правую руку с кулаком и истошно, изо всех сил заорал:

– Слава Украине!

От него, как от эпицентра взрыва, пошла волна:

– Героям слава!..

Уже можно было и лица разглядеть. Игоря поразило, что они все, буквально все, были искажены злобной яростью.

«Боже! Как же на орков похожи! Орда! Тяжело нам будет», – подумалось Игорю. И ещё другая мысль вертелась: «Вдруг там, в этой толпе, Артём?! Только не это!..»

Он гнал её от себя, но мысль упорно стучалась. Наконец он решительно от неё отмахнулся: «Нет! Не может этого быть. Что бы там не произошло, но я его не таким воспитал…»