– Там такое творится! – Он невидящим взглядом окинул прилегающие окрестности. – Стрельба идёт полным ходом, раненых полно! Убитых тоже!..

– Чья берёт? – Юра, как всегда, был немногословен.

– Наших там зажали где-то. Крепко зажали. Они говорят, что долго не продержатся.

– Охренеть можно! – похоже, эта фраза сегодня начинала привыкать к Игорю. – И шо делать?

– А шо делать?! Ничего не делать! Ждать! – Коля с остервенелым отчаянием рубил слова. – Не фиг было вообще туда идти, здесь всем надо было быть! Им говорили, шо это провокация, нет же – попёрлись! И раздробили силы! Вон минут двадцать назад кто-то из «Одесской самообороны» собрал человек семьдесят, самых молодых и крепких, и увёл на помощь. Ни с кем не согласовав, никому ничего не сказав. А только что из их группы позвонил один и сказал, что их перехватили по дороге и отдубасили по самое не горюй! По подворотням расползлись избитые и раненые. Помогли?..

Затянувшуюся паузу прервал автомобильный сигнал и визг тормозов. Дорогу пересекал паренёк лет двадцати пяти. Решительно пересекал, игнорируя правила и матерящихся водителей. И вид он имел такой же решительный, какой имел рыцарь Кихот Ламанчский перед атакой на ветряков-великанов. И уверенность в своей правоте была у него не меньшая, это было видно по всему – по взгляду, по походке. Он перебежал дорогу, перепрыгнул бордюрный забор и устремился на Куликово поле. Но увидев дозорных, не снижая скорости, слегка отклонился от своего курса и подошёл к ним.

– Где тут отряды, которые против правосеков? – Его глаза горели гневом, а ноздри раздувались как у рысака. – Они, твари, на Греческой людей убивают!

– Ты туда собрался? – Игорь переглянулся с друзьями и покачал головой. – Туда не стоит идти. Они скоро здесь будут.

– Тогда я здесь буду с ними драться.

– Иди вон к палатке. Возьмёшь там дубинку. – Игорь, нащупав в кармане клубок георгиевских ленточек, протянул одну парню. – На, возьми.

Парень взял ленту и, не сказав ни слова, побежал сквозь деревья к лагерю, прилаживая на ходу ленту на груди.

– Значит так, мужики, – после прихода незнакомца Коля стал более спокойным. – Площадь нам не удержать. Периметр большой, всё со всех сторон открыто, сметут нас в пять минут. Поэтому принято решение занять Дом профсоюзов и держать оборону в нём.

– Оружие будет? Или как? – Игорь задал всех мучивший вопрос.

– Не знаю! – Коля в упор уставился на друга и по слогам повторил: – Не знаю! Короче! Остаётесь пока ещё здесь. По моему звонку выдвигаетесь к главному входу в Дом профсоюзов. Мы с вами будем штурмовой группой. По приказу Иваныча открываем двери и обеспечиваем заход всем остальным куликовцам. Если потребуется ломать – то ломать. Понятно?

– Без вопросов.

Звонок с приказом пришёл совсем скоро – минут через двадцать. Лагерь за это время опять изменился. Поддонные баррикады переехали к ступеням у главного входа. Пяток мужчин, среди них и Сашка Попандопуло, разматывали невесть откуда взявшуюся бухту колючей проволоки, опутывая эту баррикаду. Женщины уже выносили из палаток первые узлы пожиток – матрасы, одеяла и покрывала. Среди них мелькнули Игоревы покрывало и уголок спального мешка. Мелькнули и пропали, как в мыслях, так и в реальности. Несколько старушек вынесли из походной церкви иконы и крест, и с Ниной во главе, читая вслух молитвы, двинулись крестным ходом вокруг Дома профсоюзов. Жиденькая процессия, жиденькая баррикада, жиденькое колючее ограждение. Игорь осенил себя знамением на крест, который нёс, высоко подняв, какой-то незнакомый мужчина.

– Ждите здесь, у входа. – Коля подскочил к тяжёлым, из дуба и стекла, дверям и подёргал их за массивную бронзовую ручку. – Закрылись, заразы!