Шестеро здоровых парней стали надвигаться на него.

«Вырваться из их кольца мне не удастся», – подумал Петушков.

Он, что есть силы, ударил первого, кто подошёл к нему и не сразу заметил, как что-то тёплое и липкое потекло по его спине в брюки. Земля зашаталась перед глазами, и он услышал в меркнувшем сознании: «Вовка, люби жизнь».

Очнулся он в городской больнице. Солнце било в лицо, и белоснежные занавески трепыхались раскованно и вольно. – «Откройте окно, ему нужен свежий воздух», – услышал он нежный знакомый голос. Чей это? Чей?» – силился он понять. Всё виденное смешалось сейчас в один клубок сновидений.

– Где я? – сказал Петушков вслух.

– В больнице, – ответил тот же нежный и милый голос, – лежи, лежи не шевелись, красавец – мужчина.

Этот волнующий голос с какого-то потаённого дна начал всплывать на поверхность сознания.

«Чушь какая-то. Откуда он мог взяться здесь, да и как она могла узнать, что я в больнице», – била тревожная мысль. И тут он увидел черёмуху в белом наряде, где они когда-то провели с девушкой ночь. И на душе стало тепло и радостно. – Она, она – эта черёмуха, направила Любку сюда. Эх, черёмуха – волшебница, ведь на этом месте меня подрезали, что же ты сотворила с Вовкой Петушковым? И кто меня спас от гибели там, на берегу реки, когда я истекал кровью. Неужели черёмуха, которая подала сигнал Любке, а та провернула всё дело, и вот я здесь».

Мороз крепчал. На автобусной остановке в ожидании автобуса, чтобы ехать в город,

стояла бабушка лет шестидесяти и её внучка девяти лет. Автобус задерживался.

Надвигались сумерки. Бабушка и внучка замерзли, хотели уже идти в свою деревню, как к ним подкатила иномарка, открылась дверца, из салона дохнуло теплом, и ласковый женский, молодой голос нежно проворковал:

– Родненькие, подико замёрзли. Я бы взяла вас в город, но у меня всего одно место. Вот девочку я возьму, если бабушка позволит, я отвезу её прямо к маме с папой. А так у меня вся машина забита.

Стёкла салона были затемнены. Посмотреть, что там находится, было проблематично. Девочка дрожала от холода, хотя была в валенках и шубке. Русая, толстая коса спускалась на грудь ребёнка. Глаза голубые глубинные выдавали её генетическое изящество, а длинные чёрные ресницы, будто накрашенные тушью, ставили её на высокий пьедестал красоты. Она жалась к бабушке и не знала, что ей делать.

– Замёрзнешь, милая, садись, – уговаривала женщина девочку, выйдя из машины, – в салоне тепло, машина новая.

И бабушка сдалась. Она вздохнула протяжно:

– Лена, садись. Тётя хорошая довезёт тебя до города. Если не придёт автобус, нам топать с тобой три километра до деревни. А я одна потихоньку дойду.

– Нет, бабушка, я без тебя не могу, – запричитала девочка.

– Завтра тебе ведь в школу, а у тебя ещё уроки не учены, ехать надо.

И Лена села. Машина рванула с места, бабушка не могла даже запомнить номера, он был чем-то замазан. И по сердцу прокатилась жгучая боль. Она вытащила из кармана мобильник, стала звонить внучке, мол, как там у тебя дела? Но абонент был недоступен. Встревожившись не на шутку, бабушка начала звонить сыну. Он откликнулся сразу.

– Как отправила? С кем? – кричал он.

– Не знаю, – отвечала женщина, – подъехала какая-то краля на иномарке, мне показалось брюнетка с короткой стрижкой и карими глазами, посочувствовала нам, что мы замерзаем, и я решила отправить с ней внучку.

– Что ж ты наделала, мама! Я ж говорил тебе, чтобы ты никому не доверяла мою дочь. Не то время. Хорошо ещё, если потребуют выкуп, а если её украли на органы?

– Витя, ты что меня пугаешь? А если у меня разорвётся сердце? Женщина то уж больно хорошая. Один голос, что стоит. Будем ждать.