– Пусти-ка! – Любименко отстранил наводчика и сам приник к прицелу.
Нити перекрестия легли на чёрный крест, украшавший бортовую броню…
– О-гонь!
Танк вздрогнул, крутнулся на месте и заполыхал. Из люков полезли чёрные танкисты.
– Так стрелять! – крикнул парторг, обращаясь к наводчику.
Тем временем орудие сержанта Печерского остановило вторую машину врага.
Били по прорвавшимся танкам и соседи. В третий раз раненный, не оставлял орудия красноармеец Подольский.
– Этот от меня не уйдёт, – ворчал он, выцеливая очередной танк. – Ишь, моду пехота взяла, из-под самого носа фрицевскую таратайку увели…
Видно, никак не мог забыть наводчик, как сержант Козлов «похитил» у него «верный» танк.
Звонкий хлопок сорокапятки – и ещё один танк врага замер на поле боя.
– Ну, и жадный же ты! – пошутил сержант Коровников.
– Я на них счёт виду, – отозвался Подольский. – Не меньше сотни должен угробить.
И тут же спустился на землю: четвёртое ранение! Но герой все же не покинул орудия.
Четыре вражеских танка горели перед позициями первой батареи противотанкового дивизиона. Ещё несколько машин, подожжённых пехотой, полыхали справа и слева. Но противник упорно рвался вперёд, рассчитывая посеять панику. Вражеских машин, несмотря на значительные потери, было ещё много. Они прорвали оборону второго и третьего батальонов 62-й бригады. И хотя остановленная нашими стрелковыми подразделениями вражеская пехота не могла поддержать действия своих танков, последние сами по себе представляли достаточно грозную силу. Уничтожить танки можно было только массированным огнём корпусной артиллерии.
Огонь!
Огневые позиции 98-го артполка специально располагались таким образом, чтобы в случае прорыва танков противника через линию обороны второго и третьего батальонов бригады Кудинова преградить врагу дальнейший путь к перевалу через Терский хребет.
Артиллеристы всё время внимательно следили за действиями противника, были готовы в любой момент вступить в бой. Когда вражеские машины прорвались через боевые порядки 62-й бригады, командир 98-го артполка майор Павленко приказал батареям изготовиться к бою.
Не менее полутора десятков танков двигались в направлении первой батареи, которой командовал лейтенант Иван Фёдорович Кочергин. Недавно он был ранен осколком снаряда. На голове Кочергина вместо фуражки красовалась «чалма» из окровавленного бинта. Переходя от одного орудия к другому, лейтенант давал указания. Накануне он детально изучил местность, наметил ориентиры. Особенно удобным был один ориентир – хорошо заметный куст, видневшийся впереди, на расстоянии километра. К этому кусту и двигались теперь танки. Три машины вырвались вперёд. Их-то Кочергин и решил уничтожить в первую очередь.
– По та-а-нкам!.. – скомандовал лейтенант. – Первое орудие – по правому, второе и третье – по среднему, четвёртое – по левому… Огонь!
Залп из четрёх орудий тяжело ударил в уши.
Танки ответили осколочными. Кочергин пошатнулся.
– Врёшь! Всех не перебьёшь! – лейтенант продолжал руководить боем. А в сапог между тем набегала кровь.
Сапог разрезали, рану перевязали – и лейтенант захромал к месту в центре батареи.
– Огонь!
Прямыми попаданиями остановили два танка. Оставшийся в одиночестве «панцирник» замедлил ход, затем загорелся. Остальные машины развернулись и открыли по батарее шквальный огонь.
Старший сержант Бармин, командир орудия, встал на место раненого наводчика и с первого же выстрела поразил вражескую машину.
Но всё чаще рвались на нашей позиции снаряды, всё реже становились ряды батарейцев. Вскоре одно из орудий вышло из строя. Танки вот-вот ворвутся в расположение батареи… И в этот момент вступили в бой ещё две батареи, стоявшие на флангах и выжидавшие, когда танки подойдут к ним на расстояние прямого выстрела.