Человек не может ни в кого не влюбляться. Иначе он просто моральный и психический урод. Чего ты смеешься?

– Сам не знаю. На самом деле ты говоришь страшные вещи, но мне это отчасти даже нравится, – странно говорил Ильин.

– А ты заметил, что мы с тобой больше смеемся, чем говорим серьезно, а когда серьезно, то все равно частично со смехом? Это ведь, между прочим, признак. Почему ты не спрашиваешь, признак чего? Значит, сам знаешь. А признать не хочешь. Господи, если б ты знал, сколько я тебя ревновала: к маме, к Тамаре Сергеевне, к Алинке. А ведь одиночество от ревности только усиливается. Иногда я почти умирала. Можно я тебя обниму, пока у тебя доброе лицо? Ну что ты такой деревянный? Расслабься, не бойся, не трону.

Дарья не выдержала – вошла в комнату Лиды, готовая отхлестать дочь по щекам. Но только прошипела:

– Из всех дряней дрянь!

Лида отстранилась от Ильина.

– Мама, ты мне тысячу раз говорила – стучать надо. И я ни разу тебе не помешала, хотя знала, что ты не одна.

– Я просто обязана вам помешать, – зловеще сказала Даша.

Лида нервно рассмеялась.

– Очень интересно. Как ты сделаешь это?

– Очень просто. Анализ ДНК.

– Никакой анализ уже не поможет тебе, мама, – сказала Лида. – Раньше надо было. Правда, папочка?

Ильин молчал. Вид у него был жалкий. В такой переплет он еще не попадал.

– Ну если так, тогда анализ потребует Артемка, – процедила Дарья.

Эта угроза должна была добить Ильина. Этого только не хватало – впутать в эту свару 14-летнего сына. Но Ильин только еще больше сник, словно для него этот намек не был новостью, словно он давно подозревал, что сын – не от него.

– А ты думал, Тамара не отомстит тебе? – сказала ему Даша, подойдя совсем близко.

Он мог ударить ее, но он только смотрел с отвращением, как на гадину. Ему страшно неловко было, что теперь об этом узнала Лида. Но Лида его успокоила.

– Эх, Андрей Викторович, с кем ты связался? – сказала она и только что не сплюнула.

Даша тоном общественного обвинителя сказала:

– Тысячи баб сохраняют беременность без согласия мужиков, но живут в разных концах города и даже в разных городах. А тут все в одном доме и даже на одной лестничной площадке. Это ж туши свет, но пока кой-кому везло. И вот пришла расплата.

Не переводя дыхания, Даша обратилась к дочери.

– Твой фатер связался с двумя подружками. Ну как же, квартиры в центре Москвы, а он кто? Лимита. Одной заделал ребенка, а на другой женился. Мог сделать нас с Томкой врагами, а мы остались подругами. И даже нашу дружбу сохранили, хотя он тут помог своими сеансами гипноза с пациентками.

– Это ложь! Клевета! – наконец-то заорал Ильин, но Даша отмахнулась.

– Всегда что-то есть, – сказала она. – И ты за это получил рога. Сын, который на самом деле тебе не сын, это красивые развесистые рога, как у северного оленя. Отличный головной убор. Тебе очень подойдет.

Ильина трясло, Лида обняла его.

– Не переживай, папочка. Зато ты теперь уйдешь от них от всех, и никто нам не будет мешать заниматься психотерапией.

Наваждение

Славин был на работе, когда Наташка позвонила ему. Он сразу узнал ее голос, но не поверил ушам, когда она назвала себя. Только стало трудно дышать и бросило в жар, будто начался рецидив какой-то странной душевной болезни.

Дома он достал из тайника ее фотографию. Держать открыто не рисковал, жена бы порвала на кусочки. Как же заныло сердце, как защемило… Какая же загадочная штука человеческая – память. Когда ученые догадаются, как она работает, тогда только станет ясно, что такое человек. Но у Славина сработала сейчас не та память, какую мы обычно имеем в виду. Совсем другая.