А потом стало холодно –  он отстранился и отошел.  А я пошла к сходням.  Как во сне, который все не прекращался  после  слов Саньки.

   И стало мне, наконец,  совершенно все равно – кто и что обо мне подумает.  У меня  жизнь рухнула!  Почему  обязательно  нужно  бояться, что поцелуй  этот однозначно  видели многие?  И что сплетни, и что обязательно дойдет потом до Усольцева. Что теперь будут трепать мое имя дольше, чем предполагалось раньше, гораздо дольше – в костер щедро подброшено щепок, и он получил новую, еще более яркую  жизнь.

     И ладно!  Я не жалела.  Потому что этот поцелуй  был одним из лучших в моей жизни.  Таким  и останется, потому что никто и никогда  не испортит  впечатления о нем, даже сам  Зацепин – я не дам возможности.  По той простой причине, что продолжения не будет – ни хорошего, ни плохого.

    Просто буду помнить этого мальчика, который поддержал   меня  своим вниманием и  нежностью,  когда стало плохо.  Так плохо, что я даже не знаю…  И вдруг  нечаянно получился прощальный подарок, нежданный  сувенир на память о Севере.   Надо же…

   Голова была легкой и пустой.  Я села в кресло и отвернулась к  иллюминатору.  Подумалось, что не мешало бы протереть его снаружи – соленые брызги, успевая  высохнуть, испятнали толстое  стекло, делая его неудобным для взгляда.  И все равно  я видела сквозь него  мужскую фигуру в светло-коричневой  ветровке.   Опираясь на ограждение,  и не обращая ни на кого внимания, Андрей стоял и ожидал отхода катера.   Он никуда не уходил и ни от кого не прятался.

   Звук мотора стал отчетливее,  вибрация  палубы усилилась и передалась ногам, пейзаж за бортом   поплыл – катер сдавал назад.   Я все еще  видела его.  И подняла ладонь, плотно прижимая ее к стеклу.  Он должен был понять, что  я так прощаюсь и совсем не сержусь. Потом причал с провожающими  медленно ушел в сторону, катер набирал ход.  Я достала мобильник и  позвонила Пашке.

– Паш, ну хоть вы не сходите с ума.  Зачем из-за одной глупости…?

– А ты уже считаешь, что из-за одной глупости не стоит…?  Так, может, останешься?

– Ты сам меня выпер! – психанула я.

– Да потому что здесь ты сдохнешь!  Мне разорваться между вами?  Не лезь в это! – отрезал  он, – я сам разберусь.  У меня один друг и ему сейчас  крайне хреново.  Отдохни, Зоя,  просто отдохни там и не лезь.  Я позвоню  сам.  Все будет хорошо, не нервничай. Ты приняла таблетки?

– Да, –  нажала я на отбой.  Меня  потряхивало.  Заботливый ты наш!  А мне вот сейчас хорошо, просто отлично!  Да гори оно!  Разбирайтесь тогда.

   В Мурмашах меня встретил товарищ Андрея – щуплый симпатичный парень в морской форме.  Веселый, общительный… он быстро замолчал.  Помог добраться до аэропорта, донести вещи на регистрацию  и погрузку, подождал еще, когда я останусь с одним рюкзачком  на плечах, потоптался… исчез куда-то.

– Зоя Игоревна, вот… я подумал – вдруг вы тоже захотите?  Время еще есть, а тут реально вкусный кофе и ромовые бабы.  Я всегда, когда здесь  бываю, беру с запасом.  Мокрые…  настоящие, на пропитке не экономят.   Я помню такие еще только в Архангельске, на ж/д – вокзале  продавались.   Мне нравится, а вам?

– В  Архангельске?  Вы начинали там? – порадовалась я общим воспоминаниям. И не отказалась – приняла из его рук стаканчик кофе и большую ромовую бабу.  Рот наполнился слюной, я жадно откусила… действительно – сочно.  И  сладко до жути.  Наверняка  станет  плохо с непривычки.  И ладно!  Саша улыбался.

– Я родом  оттуда… недалеко.  Пейте, я сейчас  вернусь – свое там оставил… на прилавке.

   Дальше мы вспоминали  Архангельск.  Приятные воспоминания,  хороший город – в то, наше время бедновато выглядевший, и все еще с деревянными тротуарами кое-где…  Но со своим настроением и особенностями.  Мне он нравился.  Наверное, нравился бы любым – это были наши  первые годы с Усольцевым.