Кроме того,  я все еще боялась обидеть его.  И даже просто серьезно расстроить   –  Зацепин служил в водолазной команде, а там одно неправильное движение, одна ошибка  в  «пришибленно-задумчивом»  состоянии, как говорил Виктор – и все!  Я плохо знала  специфику, но то, что знала… лучше не нужно.

    Все эти мысли бестолково кружили в моей голове, пытаясь найти хоть какой-то разумный и безопасный выход.

    Он тоже молчал.  Но, то ли я устала переживать, то ли  мозг отошел от шока и, наконец,  в нем прояснилось, но потихоньку все стало казаться не таким и страшным.   К тому времени, когда мы спустились к  центральной улице, я уже понимала, что вот именно сейчас  очень благодарна  ему за  помощь.

   Куча знакомых, конечно же, были в курсе, что меня выписали, но они, очевидно, просто не знали, что мне  сказать в такой  ситуации.  Или просто давали себе и мне время.  Паша и Саня?     Я сама отказалась от их помощи на сегодня, не желая грузить лишний раз.  И осуждать их за то, что не настояли,  это уже  просто…  вообще. Но человек, он, опять же – такая тварь…

– Я очень хотел бы, чтобы вы остались здесь.  Со мной,  Зоя… – раздался негромкий  голос Зацепина, – или можно сменить флот.

   Я споткнулась на ровном  месте и  заполошно  вытаращила на него глаза.  Боже…

– Не пугайтесь так, пожалуйста, –  отвернулся он и мотнул головой, будто горловина свитера душила его: –  Никто не слышит.  И  не узнает.  Но и не сказать тоже… я хочу, чтобы знали вы.  Мало ли…  может это поможет – то, что вас  кто-то любит. Я все понял.  Еще вчера.

   Мы снова шли, не останавливаясь  и не ускоряясь – по мокрому асфальту, с налипшими на него редкими, чудом уцелевшими   листьями. Обычно, стоило им осыпаться, и штормами всю эту разноцветную красоту  моментально сметало к подножию скал.  Андрей шагал ровно и уверенно, а я тянулась за ним.

    Это было необъяснимо, но с каждым шагом  мне становилось все спокойнее – он сказал, что вчера все понял.  И при этом не обвиняет меня, и ничего не требует.  Вот только хочет…  так  мало ли?  Я тоже  много чего хочу –  подняться, наконец,  на катер и чтобы вода за бортом, и уплывающий берег, и пускай бы еще дождь…   За ним вообще ничего не будет видно.

    Все-таки я оставляла за спиной много  хорошего.  Может потому  и не поднимала глаз и не смотрела вокруг – прощаться  было жаль . Как и всегда, когда  покидаешь насиженное место и обратно возвращаться  не собираешься.   Но успокоившись в одном, я уже надумала себе другое – снова переживала о нем – о Зацепине.

– Вы очень помогли мне, Андрей, – осторожно начала я, –  и сейчас помогаете.  Спасибо вам.  Извините, если нечаянно  дала повод понять что-то не так.

– Нет, – оживился он и даже улыбнулся: – Ничего такого.  Вы не переживайте,  я нормально пройду через это, справлюсь.  Вы уедете, пройдет время… Не жалейте меня, я же вас не жалею?   Жалеют жалких.

     Я согласно  кивнула.  Он точно жалким не выглядел.  А я вот скорее  да, чем нет.  И не отказалась бы, чтобы меня пожалели – иногда этого хочется и нужно, поэтому  и еду к маме.  Мы  вышли на набережную,  и пошли к нужному пирсу.  Я уже видела фигурку Саньки, которая  стояла у ограждения и смотрела в сторону залива.  Меня она еще не заметила.  Андрей остановился.

– Зоя… я мог бы, но не пойду с вами в Мурмаши.  Думаю,  так вам  будет  спокойнее.  Но там вас встретит мой товарищ  Сашка Смирнов – тоже каплей.  Я сказал, чтобы он пришел в форме,  так вам проще будет узнать его.  Он поможет с вещами, – и вздохнул, увидев, как я поднимаю брови, открываю рот…