Я обошел машину спереди и заглянул внутрь. Пусто. На всякий случай записал на конверте номер машины и вошел к себе в подъезд. Ни в вестибюле, ни в коридоре наверху его не было.

Зашел в контору, поискал под дверью на полу почту, не нашел, промочил горло из «служебной» бутылки и вышел. Времени до трех часов оставалось в обрез.

Двухместный автомобиль песочного цвета по-прежнему торчал на стоянке против дома и по-прежнему пустовал. Я сел в свою машину, включил мотор и влился в поток транспорта.

Он догнал меня только на Вайн-стрит, после перекрестка с бульваром Сансет. Я ехал, улыбался и размышлял, где же он так ловко спрятался. Может, в соседней машине. Это не пришло мне в голову.

Я свернул на Третью улицу и поехал по ней в центр города. Двухместный все время держался от меня футах в трехстах. По Грэнд-стрит я доехал до Седьмой, свернул на нее, остановился на углу Олив-стрит, вышел купить совершенно ненужные мне сигареты и, не оборачиваясь, пошел по Седьмой улице на восток. На углу Спринг-стрит я вошел в отель «Метрополь», купил спичек в табачном киоске, напоминавшем по форме огромную подкову, и сел на старый, обитый кожей стул в холле.

Вскоре в холл вошел блондин в коричневом костюме, темных очках и знакомой уже шляпе и, мелькая между пальмами в кадках и лепными сводами, как ни в чем не бывало двинулся к табачному киоску. Купил пачку сигарет и, открывая ее, как бы невзначай повернулся к стойке спиной, чтобы окинуть холл своим орлиным взором.

Взял сдачу, отошел от стойки и сел у колонны. Надвинул шляпу на темные очки и, казалось, уснул с незажженной сигаретой во рту.

Я встал, подошел и сел на стул рядом. Покосился на него. Он не шевелился. С близкого расстояния лицо еще совсем юное, полное, розовое, на плохо выбритом подбородке светлая щетина. За темными очками быстро вздрагивают ресницы. Рука на колене сжалась и смяла брючину. На щеке под правым веком бородавка.

Я зажег спичку и поднес к его сигарете.

– Огня?

– О, благодарю, – очень удивившись, сказал он. Втянул в себя воздух и долго прикуривал. Я потушил спичку, бросил ее в урну и стал ждать.

Прежде чем заговорить, он несколько раз искоса взглянул на меня.

– Я вас уже где-то видел?

– В Пасадене, на Дрезден-авеню. Сегодня утром.

Щеки блондина еще больше порозовели. Он вздохнул.

– Олух я, – сказал он.

– Еще какой, – согласился я.

– А все из-за этой шляпы, – сказал он.

– И шляпы тоже, – сказал я. – Но и без шляпы тоже хорош.

– В этом городе трудно работать, – с грустью сказал он. – Пешком нельзя, на такси никаких денег не хватит, а собственной машины, когда надо, никогда нет под рукой. Вот и попадаешься на глаза.

– Вы бы еще ко мне в карман спрятались, – сказал я. – Вам что-то от меня надо или просто тренируетесь?

– Это я пытался понять, хорошо ли у вас котелок варит. Стоит с вами иметь дело или нет.

– Очень даже стоит, – заверил его я. – Котелок варит лучше некуда.

Он внимательно осмотрелся по сторонам – разве что под наши стулья не заглянул – и только тогда достал небольшой бумажник из свиной кожи. Извлек оттуда совершенно новенькую визитную карточку и вручил мне. Я прочел: «Джордж Энсон Филлипс. Частный детектив. Зенгер-билдинг, 212, Норт-Уилкокс-авеню, 1924, Голливуд». Ниже – номер телефона в Гленвью. В верхнем левом углу изображен открытый глаз с очень длинными ресницами и вздернутой от удивления бровью.

– Не годится, – сказал я, указывая на глаз. – Это эмблема Пинкертона. Они подадут на вас в суд.

– Да ладно, – отозвался он, – я им не конкурент.

Я поковырял карточку ногтем, попробовал ее на зуб и сунул в карман.