– То вместе с ним смеялись, то над ним смеялись. Правильно вы уехали, – тихо отозвалась Инги при всеобщем молчании.

– То-то и оно, – неопределенно ответил Кори.

Иржи обернулся к родным. У матери в глазах застыли слезы, Инги качала головой, отец смотрел куда-то в сторону.

– Ну вот загрустили, нашли кого жалеть, – грубоватым, не своим голосом вдруг сказал мальчишка. – Идемте, дядь, я вам лавку нашу покажу. Таких лавок во всем государстве всего две: у дяди Эрла в столице, сам король там бывает, да у нас тут. Из других городов уже приезжают! Ключи у меня есть, отец доверяет, я же его помощник. Я и открою…тьфу, пропасть! Надо ж так споткнуться, как оно здесь очутилось, чуть ногу не сломал!

Иржи пошарил по полу рукой и поднял что-то. Четыре пары рук протянулись к нему.

Это был механический конь. Грубо собранный, плохо обработанный от ржавчины, тот самый игрушечный конь, что когда-то в селе ускакал из рук мальчика в лужу.

Сирил не хотел ни каши, ни тостов с вареньем, ни сладкого чаю.

Он хотел на улицу.

Ночью ему не спалось, он ворочался с боку на бок долго-долго. Все думал, как быстро наденет майку, шорты, сандалии, улизнет от бабушки, которая так и норовит расчесать его отросшие вихры, и помчится во двор, к Лили-Марии. Потому что Лили-Мария вчера улыбнулась во все свои молочные зубы, среди которых, впрочем, уже было целых четыре коренных, и спросила:

– А завтра ты выйдешь играть?

Лили-Мария была самая лучшая. У нее были самые лучшие глаза, самые лучшие носочки и туфельки, самый лучший бант, который постоянно падал с ее головы, когда они лезли на дерево или катались на качелях.

Сирил мечтал ей что-нибудь подарить. Но что? Разве что незаметно набрать с собой конфет? Он бы отдал девочке все свои игрушки – но она не любила машины и роботов. Кукол она, впрочем, тоже не очень жаловала, ей больше нравилось играть в мяч. Когда Сирил вопил «гоооол!», как в телевизоре, она прыгала и хлопала в ладоши.

И куда же бабушка спрятала от него все конфеты? Надо бы поискать.

Вчерашний вечер был очень необычным. Сначала испортилась погода: среди жаркой весны вдруг подул холодный ветер, и бегать в майке стало холодно. Потом бабушка не пришла к нему в детскую перед сном. Печенье с молоком уже стояли на столике, а ее не было. И не было ее обычной сказки.

Сирил осторожно, на цыпочках, прокрался к бабушкиной комнате, заглянул в приоткрытую дверь и увидел невероятное.

Бабушка, в своем старомодном платье с высоким воротничком, с ниткой бус и шпильками в высокой прическе – сидела на полу. Это было невозможно.

Но самое невозможное было впереди.

Бабушка что-то искала!

Сирил едва не вскрикнул. Его бабушка не могла ничего потерять! Никогда и ни за что. Когда что-то пропадало – все звали бабушку. Чаще других звал Сирил, конечно. Бабушка находила носок под шкафом, карандаш под стиральной машиной, книгу в холодильнике, а также стащенные и спрятанные внуком конфеты. Больше пяти минут ей понадобилось лишь однажды – когда у Сирила пропал щенок. Глупый лопоухий комочек, только накануне подаренный мальчику на день рождения, сорвался с поводка, скользнул между прутьев первой же ограды и убежал, а Сирил остался громко рыдать посреди улицы. Родители долго искали питомца, а потом позвонили бабушке. Через двадцать минут бабушка уже выходила из такси и принимала в объятия зареванного до неузнаваемости внука. А еще через двадцать минут она входила в их дом с торжествующей улыбкой и с щенком под мышкой. Щенок сидел смирно. Он знал, что с бабушкой спорить не нужно.

Сирила нередко оставляли с бабушкой. Мальчик знал: в этом доме его всегда ждут сладкий пирог, печенье с молоком на ночь и совершенно незыблемый порядок.