– Что вы собираетесь делать? – через плечо спросила Лиза. Она находилась в унизительной и совершенно беззащитной позе.

– Ничего особенного, – ответил маньяк, – просто мы тебя трахнем, и все.

– Зачем же меня приковывать наручниками?..

– Потому что мой друг будет нервничать…

– Какой еще друг?.. Такой же постмодернист?..

– Ага. Можешь не волноваться, мы не причиним тебе вреда.

– Так это игра? – с надеждой в голосе спросила Лайза.

– Как тебе сказать, для него это все слишком серьезно.

Господи, взмолилась жертва, она была согласна даже на друга. Хотя пизнес-леди не любят ситуации, когда тебя снимает один, а на хате оказываются еще и друг съемщика, а то и несколько жлобов, причем вставить норовят три члена, а оплатить за один.

От слов Пётр перешел к делу. Он поднял подол лайзиного платья и забросил его ей на спину.

– Тебе не жарко? – спросил Пётр, увидев подъюбочную женскую упаковку, и потянул вниз первый слой.

Только теперь она вспомнила, что не успела снять шерстяные колготки. Обычно она зимой как делала? Если была у клиента, просилась сначала посетить ванную, там она снимала снизу все теплое, заворачивала и клала в пакет. И потом уже, в одних прозрачных колготках, приступала к любовным играм. Уходя, снова тепло одевалась. Она берегла свой рабочий орган. Не то, что некоторые молоденькие дурочки, которые из какой-то ложной стыдливости зимой работали в тонких трусиках. Хронический цистит (насморк письки) – это еще самое малое, что можно заполучить от такого форса. Вот и получали в скорости воспаление придатков и бесславно покидали проституционный фронт.

– Жарковато, – призналась Лайза, послушно переставляя ноги, как распрягаемая конюхом кобыла.

– О! А это что у нас? – спросил мучитель, разглядывая открывшиеся прозрачные колготки, которые Лайза надевала скорее не для красоты, а чтобы шерстяные не раздражали кожу.

– Теперь снимем трусики, – комментировал свои действия насильник, стянув и отбросив второй, прозрачный, слой. – Замечательные трусики, с кружевами. У вас хороший вкус. – Этот подонок из уважения даже перешел на «вы». – Нет, эту последнюю деталь туалета я, пожалуй, оставлю. Пусть мой друг оценит и сам потрудится. Я, думаю, ему это доставит удовольствие. А теперь, если не возражаете, я заклею вам рот и, с вашего позволения, приглашу друга.

Не дожидаясь, впрочем, возражений и позволения, Пётр заклеил липкой лентой рот жертве и позвал друга.

И друг явился. Из кухни, клацая когтями по паркету, вышел огромный дог, с острыми ушами и большим членом. Настоящая собака Баскервилей, одно из воплощений женских кошмаров.

Лиза замычала, забилась в истерике, боком прижалась к стеллажу.

– Мой друг нуждается в случке, – спокойно сказал Пётр. – Но не каждая сучка ему подходит. Потом с владельцами весьма хлопотно договориться… Вы не представляете, как трудно собаке подобрать партнера.

Лиза пыталась порвать цепь. Дог зарычал.

– Вы раздражаете его, – пояснил владелец пса.

Свободной рукой она хотела отклеить рот, но лента так прилипла, что рвала кожу.

– Кричать не советую. Он этого не любит. И вообще, если будете вести себя как пугливая овца перед волком, он просто разорвет вас на куски. Так что примите позу покорности, закройте глаза и потерпите пять минут. Ему больше не надо.

Видя, что Лиза приняла позу покорности, владелец дал команду своему кобелю:

– Хамас, действуй.

Хамас, роняя слюну, бросился к жертве. Оскалил пасть и цапнул девушку за мягкие ягодицы – не больно, только зацепил клыками за трусики и попятился, их снимая. Трусики затрещали, порвались, слетели с тела. К ногам пса упали. Дог наклонил голову, понюхал впитавшуюся в материал прокладки кровь. Его дико возбудила кровь человеческая. Он бросился к Лизе и, высунув огромный мокрый язык, с хлюпаньем стал слизывать кровь, сочащуюся из бедной Лизы. Свет померк перед глазами её. Она чувствовала, что сейчас умрет от ужаса и отвращения.