В поезде Владимир с Люсей, к счастью, не встретился. Почему «к счастью»? Да потому что известно, чем обычно заканчиваются дорожные знакомства, когда «в конце пути придется рассчитаться», и одолевает жгучее желание поскорее, раз и навсегда, распрощаться с попутчицей. Хотя, может быть, и не всегда…

Высоцкий легко вписался в съемочную группу. «Володя был работяга. На съемках – всегда как стеклышко, – не мог нарадоваться режиссер-постановщик. – Не было такого, чтобы он опоздал на съемку, пришел не в форме или после выпивона – он был железный в этом отношении. Профессионал во всяком случае». Ну, а после работы… «В гостинице «Октябрьская» собирались у него в номере, – вспоминал Григорий Георгиевич. – Володя был, что ли, «гитарным центром»… У него можно было хорошо посидеть, отдохнуть после съемок. Это были великолепные вечера – не попойки, а вечера его песен. Если он тогда и писал какие-то свои тексты, то мы об этом не знали: пел блатные песни, всякие другие, потом просто бил по гитаре и пел абракадабру – работал под английскую песню. Со своим хриплым голосом, со своими эмоциями и напором, со своим обаянием…»

Молодая, изящная, со сногсшибательной внешностью начинающая актриса Людмила Абрамова, носившая титул «мисс ВГИК», мгновенно оказалась предметом внимания. «Люся… была необыкновенно красивой, – вздыхал Никулин, – с огромными серо-голубыми глазами. По роли она должна была быть западной актрисой, и когда сделали грим, и мы на нее взглянули, то поняли – это то, что нужно. Мы сразу ее взяли, даже не искали больше никого».

У московской красавицы мигом образовался круг «постоянных друзей-поклонников»: драматург Александр Володин, художник Гера Левкович, молодой питерский актер Карасев… Они знали толк в женской красоте, были галантными, остроумными и… нищими.

11 сентября 1961 года, просадив последние деньги в «восточном» зале ресторана в гостинице «Европейская», кавалеры проводили свою московскую гостью на окраину города, до «Выборгской», опаздывая на последний перед разводом мостов трамвай. У каждого оставалось как раз по три копейки на брата…

У входа в гостиницу Людмила увидела перед собой прилично выпившего человека. «И пока я думала, как обойти его стороной, – рассказывала она, – он попросил у меня денег, чтобы уладить скандал в ресторане. У Володи была ссадина на голове, и, несмотря на холодный, дождливый ленинградский вечер, он был в расстегнутой рубашке с оторванными пуговицами. Я как-то сразу поняла, что этому человеку надо помочь…» Люся обратилась к администраторше гостиницы – та оказалась сварливой бабой, отказала, мол, дашь денег, а потом ищи-свищи… Пробежала по номерам, где жили коллеги по картине, – увы, все сидели на бобах… У самого состоятельного Левика Круглого в кармане оказалась трешка (тридцатка до 61-го года). Тогда Люся решительно сняла с пальца золотой перстень с аметистом (бабушкин, фамильный!) и отдала страдальцу. Тот отнес кольцо мэтру, предупредив, что завтра непременно выкупит.

Люся независимо удалилась к себе в номер на третий этаж, переполняемая собственным благородством. Вскоре раздался тихий стук в дверь, и в номер бочком протиснулся бывший потерпевший с гитарой и бутылкой под мышкой. «Сдача», – объяснил он, показывая на коньяк.

«Потом Володя мне пел, – вспоминала Люся. – И даже чужую песенку «Вышла я да ножкой топнула», которую Жаров в фильме «Путевка в жизнь» пел как шутливую, он пел как трагическую, на последнем пределе. Еще секунда – и он умрет. Я видела гениальных актеров уже… Круг общения был такой, что я, еще ничего не зная о Володе, смогла понять: это что-то совершенно необыкновенное… Этот человек может немыслимое, непредсказуемое, запредельное…»