Сам Быков Высоцкому тоже понравился. Хотя когда тот подошел к нему после спектакля, то особого впечатления не произвел: ну, мужичок как мужичок, небольшого росточка, заметно лысеющий. Но шустрый. Стоило Ролану Антоновичу заговорить, активно при этом жестикулируя, сразу возникала активная симпатия, заражавшая собеседника энергией, напором, силой.

– Не будем терять времени даром. Ищу актера, героя. Но такого, понимаешь, настоящего. Чтобы у него было внутреннее достоинство. Был в «Щуке» – увы и ах. Вот к вам заглянул. Ты мне подходишь.

– А вы раньше ведь театром МГУ руководили?

– Верно. Видел наши спектакли?

– Видел. А вы правда без всяких разрешений свой театр открыли?

– Правда. Похулиганил маленько, на понт взял, как говорится. Я ведь знал: начну дозволения спрашивать – сразу запретят. А начал втихаря, и все в порядке. Партком думает, что разрешил горком, в горкоме – что профсоюз, а тот – валит на комсомол… И никто не виноват. Никто даже не додумался, что мы по-партизански действовали…

– Здорово!

– Тебя как зовут?

– Володя.

– Так вот, Володя, иди ко мне в театр.

– Спасибо. Я вам понравился, да? А что я буду играть?

Нахал, подумал Быков и сказал:

– Пока не знаю. Просто приглашаю как хорошего актера, там посмотрим…

– Вы знаете, Ролан…

– Антонович.

– Ролан Антонович, я очень хотел бы к вам, но мне вот сейчас предложили главную роль. Театр Пушкина, новый главреж – Борис Равенских, слышали, наверное?

– Слышал, – поскучнел Быков. – Ну, тогда, ладно, бери свою главную роль, когда я ее тебе еще найду?.. Удачи тебе.

Быков развернулся и ушел. С прямой спиной, быстрой, уверенной походкой. Высоцкий смотрел ему вслед: молодец мужик, чуть постарше меня, а столько уже успел. Молодец…

– Вовка! Ты конспекты по истории дашь, в конце концов?! – раздался голос из глубины коридора и вернул его к жизни.

– Сейчас!

– Вечером нас в общаге на Трифоновке ждут, девчонки приглашали. Ты как?

– Спрашиваешь!

Аза Лихитченко всячески (порой даже чрезмерно рьяно) отрицала какую-либо лирику в отношениях с Высоцким. Хотя Нина Максимовна была уверена в обратном. «После смерти Володи, – рассказывала Аза, – она спросила у меня: «Азочка, у тебя же был роман с Володей?» – «Не было у меня романа, не было». – «Нет, был», – все время говорила мне она…

Это мое. И все же романа не было, было другое…»

Между тем Иза последовательно осуществляла свои планы – «что-то нужно было делать с нашей московско-киевской жизнью. И прежде всего меня нужно было развести. А как? Полагалась публикация в газете – очереди по несколько лет; суд по месту жительства ответчика, а это Таллин, и сам суд – дело нескорое».

С разводом, публикацией в прессе помогли влиятельные и состоятельные друзья киевской бабушки Володи Ирины Алексеевны. Лучший косметолог Киева легко взяла в оборот свою клиентку – народного судью, и вопрос был решен. «Скорый суд на украинском языке, – вспоминала ликующая Иза, – мало что поняла, но мне сказали по-русски, что свободна и сумму выкупа».

В театре она подала заявление об уходе. Романов сказал ей, что она полная дура. Осенью – гастроли в Москве, во МХАТе. Сыграешь Соню, тебе дадут орден. Не уходить? Но Володю же они брать не собираются. Директор Мягкий хоть дурой не называет, наоборот – сулит отдельную квартиру и повышение оклада.

Нет, решено: в Москву. «Мы снова будем вместе за ширмой, будем вместе спать и просыпаться, чудесно ссориться и чудесно мириться, – мечтала она. – И снова Володя будет носить меня на руках вокруг стола и дарить мандарины. Не надо квартиры, не надо ордена – долой разлуку!» Она была уверена: ради нее Володя горы свернет, устроит в приличный театр, хватит с нее «киевской ссылки», она достойна лучшей участи.