Своего точного возраста Малёк не знал. У кого спросить, если он сирота? Ещё год назад выглядел щуплым недокормышем, ему и двенадцать давали с сомнением. Приобщившись к семье ар-Бахта быстро отъелся и раздался в плечах. Теперь и на четырнадцать выглядит вполне достоверно, но и в таком возрасте помощники капитанов – небыль… Но не повод завышать цены, словно он пацан и ума не нажил! Малёк нахмурился, в точности припомнил самое длинное и заковыристое из ругательств, подслушанных и выученных в порту. Отвернулся от онемевшего перекупщика и зашагал прочь, придерживая тяжёлый кошель. Еще надо закупить провизию, выбрать бочки под пресную воду: свои на галере старые, да и людей прибавилось. Присмотреть впрок хороший запасной парус. Взять людям лёгкую одежду, обычную для южан: жара не должна застать галеру врасплох. Много дел. Если кто-то думает, что он задирал нос и ничему не учился, только восторженно поддакивал Ларне – то ошибается. Потому что ещё не выучил главного правила: северянин слишком умён и опытен, чтобы дать в важном деле повод к спору и несогласию.

В полдень Малёк прибыл в порт на наёмной лодке, сопровождаемый вереницей подобных же, везущих покупки. Команда была уже в сборе, на борту. Погрузка прошла быстро, люди за месяц пребывания на берегу соскучились по морю. Напоследок Малёк написал два коротких тросна, попросил знакомых слободчан передать их во дворец, для ара Шрона. Ничего секретного: короткое сообщение об отбытии и указание времени в пути. И еще тёплое письмо к ару Жафу, старику уважаемому, знакомому недавно – но ставшему почти родным…

В предвечерний тихой час галера отошла от причала и взялась резать тонкий лист золота водной глади, направляясь точно в закат, к выходу из широкого устья Омута Слез, вливающегося в море множеством каналов, естественных и созданных людьми. Знакомые выры – сменившиеся с дозора стражи порта – подплыли, поздоровались и сами предложили помощь. Дотянули канатами аж до Ценнхи, сократив вдвое предполагаемое время первого дневного перехода. Там прощально качнули усами и ушли под воду, порыбачить в удовольствие.

Сумерки уже легли плотными красками южной черной сливы, затенили горизонт до неразличимости. Рыжие береговые факелы сотнями отсветов зажигали масло темной воды, плескались и перетекали, играли и качались. Видна была оконечность мыса, за ней – большая вода… Расправленный парус поймал северо-западный, вполне удачный, ветер. Люди разделились на две смены, ночная села на вёсла, сам Малёк встал у руля, даже не пытаясь прятать блестящую в глазах гордость. Он чуть не плакал, провожая друзей в пустоши. Но теперь, на палубе, оценил совсем иначе приказ капитана Ларны.

Второй день прошёл без приключений. На третий Малёк приказал держаться дальше от берега, опасаясь изменений в мире. И потому не удивился низкой длинной волне, качнувшей галеру в ночь перед четвёртым днём плаванья. Волна ушла в сторону острова ар-Фанга. Грозе, короткой и злой, разразившейся под утро, Малёк даже обрадовался: значит, перемены пошли в пользу. Воспитанник Шрома верил и в сомру Варсу, и в того полузабытого бога северных людей, которого Ларна именовал по-простому – Синеглазым. И грозу Ларна полагал не гневом божьим, а скорее благом и очищением.

К исходу десятого дня пути галера, миновав огромный залив Вырьей Клешни, добралась до оконечности южного мыса, выступающего в море от земель ар-Нашра. И повернула на восход, входя в широкий пролив, разделяющий обжитые земли и горячий, почти мёртвый край Великих Засух, у кромки которого боролись за выживание самые упрямые и дружные в своём соседстве люди и выры, полагающие земли рода ар-Раг своей родиной. Говорят, рабства и тем более тантовых кукол уже два века нет в землях южан. Об этом догадывались все кланды. Но проверяющие исправно закрывали глаза на такое нарушение закона. Потому что им намекали: иначе можно неожиданно оказаться вне спасительной тени. Песок в пустыне так горяч, что панцирь краснеет очень и очень быстро. Вернуться в столицу с полным отчетом и стать при этом красным выром не согласился никто… Потому что смутно подозревал: можно и вовсе не вернуться.