Битый час ничего не происходило на Элдервик-стрит, 5. Прохожие сновали по улице, совершенно не замечая Лидию. Для них она была пустым местом. Ничем не примечательнее лондонской лужи. В животе заурчало. Лидия решила покинуть свой пост на время, чтобы сбегать до суповой кухни, где беднякам предлагали бесплатные обеды. Пусть одета она была и побогаче остальных, там ей никогда не отказывали.

Между комиссионными магазинчиками на Брик-лейн всегда скапливалась огромная очередь, которая тянулась змейкой к маленькой дверце. Дождавшись тарелки горячего говяжьего супа, Лидия села за стол между двумя бродягами и принялась дуть на ложку, от которой исходил пар. «Это не может продолжаться вечно», – мелькнуло в голове. Что она будет делать, получив свое возмездие, если не сядет в тюрьму? Снова фабрика? Её руки больше не вытерпят многочасовой напряжённой работы. И так перед сном ей приходилось иногда окунать их в ледяную воду, чтобы хоть ненадолго заглушить боль. Она боялась, что в долгосрочной перспективе от этого станет только хуже, но выбора у неё не было. Врач, встретившийся ей однажды в поезде, сообщил, что, если не пролечить нерв, пальцы могут окончательно потерять чувствительность. Для Лидии это было не самое ужасное, куда хуже, если бы руки пришлось ампутировать.

Что ещё оставалось? Дом терпимости? Или, может быть, позволить делать с собой фотографии в неглиже? Чтобы прохожие оборачивались, вспоминая тот кусок картона, который они сжимали липкими пальцами. У Лидии не было плана, что делать дальше. Ей казалось, что она существует на одной лишь ненависти, использовала её, как топливо. Если ненависть иссякнет, энергии не хватит даже открыть глаза. Не то, что работать и зарабатывать. Был ещё один путь – найти мужа среди своего класса. Но даже бедняк вряд ли стал бы смотреть на такую костлявую, словно расчёска, девчушку. Да ещё и к тому же неумеху. За всю жизнь только шить она и научилась. Какой с неё толк?

Отбросив в сторону гнетущие мысли, Лидия снова побрела на Элдервик-стрит. Накатывала усталость. Весь день на ногах в такую промозглую погоду. Туман густел, повсюду мелькали женские капоры и черные мужские цилиндры. Но вдруг вдалеке привиделась уже знакомая фигура в шерстяном платье. Женщина зашла в булочную, звеня дверным колокольчиком, и оживленная удачей Лидия поспешила за ней вслед.

Внутри пахло хлебом, только вынутым из печки. Лидия обрадовалась, что успела накануне пообедать, иначе бы залила слюнями весь пол. Она размышляла, как подступиться к горничной. Для начала просто хотелось рассмотреть лицо поближе, но сделать это, дыша ей в спину, не удавалось. Тогда Лидия решила заговорить:

– Мой знакомый инспектор сказал, что мясник на самом деле больше шести футов ростом, как вот этот, – прошептала она ей на ухо и указала головой на продавца, который был чем-то похож на омолодившегося Бунге. – И сам он не здешний.

Женщина обернулась, её мягкие черты напряглись. Она выпрямилась, будто проглотила кол.

– Не читала об этом в газетах.

– Только сегодня узнали. Полицейские его видели своими глазами, – после небольшой паузы она продолжила: – Я тут неподалеку теперь живу, меня зовут Синди Кауфман.

– Элайза Стилл.

Женщина окинула неодобрительным взглядом грязноватую пелерину Лидии. Ей знакомство явно было не по нраву. Схватила рогалики с прилавка и вылетела пулей из магазина. Лидии пришлось выложить деньги за буханку, пусть и самую дешевую, чтобы не вызвать ни у кого подозрений. Бунге всё так и не было, весь день его где-то черти носили . Расправиться с ним будет не так-то просто. Он не походил на человека, который ходит по сомнительным заведениям, тем более в одиночку. А в центре Лондона под ярким газовым светом едва ли останешься незамеченным. Полиция сюда прибывает гораздо быстрее, чем в Уайтчепел.