Поднять на борт раненого и единственную женщину заняло считаные минуты. Наконец «Ми-8» увеличил обороты винта, и невидимая глазу винтокрылая машина поплыла в сторону берега.

– Завтра они уже будут в Москве, – негромко произнес командир «Пересвета», глянув на стоящих рядом с ним трех «пассажиров», которые с наслаждением вдыхали прохладный солоноватый воздух.

Молодой штурман, остановившись чуть поодаль, не удержался от саркастической реплики:

– А нам до Петра и Павла еще чапать и чапать…

И снова для троицы «гостей», запертых в четырех стенах, время потянулось бесконечной резиной ожидания и вынужденного безделья.

Через десять дней АПЛ миновала Японские острова, прошла вдоль Курильской гряды и вышла к Камчатскому полуострову. На базу атомных подводных лодок Петропавловска-Камчатского заходили в безмолвии, окутанные дымкой утреннего тумана.

Почему нет оркестра, такого привычного после удачного похода, родственников с цветами и командования бригады атомных ударных подводных лодок, догадывались все члены экипажа. От командира до матроса-первогодка.

«Пересвет» привычно встал на свое место у бетонной стенки причала, и тут же возле лодки затормозили, поблескивая черным лаком, две «тридцать первые» «Волги». Из головной машины легко выбрался поджарый моряк с погонами капитана первого ранга. Он быстрым шагом преодолел расстояние от машины до края пирса, стремительно взбежал по трапу на борт субмарины, где в ожидании замерли командир «Пересвета» и трое «гостей», для маскировки обряженные во флотскую робу.

Каперанг козырнул подводнику и обратился к «гостям», перечислив их пофамильно:

– Полковник Христофоров?

– Я, – отчеканил невысокого роста крепыш.

– Капитан Лялькин?

– Я, – ответил молодой долговязый парень.

– Старшина Савченко?

– Я, – сделал шаг вперед самый молодой из троицы.

– Начальник особого отдела Петропавловской военно-морской базы капитан первого ранга Смальцев, – приложив руку к фуражке, представился встречающий и, указав на замыкающую «Волгу», добавил: – Прошу садиться.

Оказавшись в салоне комфортабельной машины, Владимир Христофоров задумчиво произнес:

– После всего случившегося, думаю, награждать нас не будут.

– Дай бог штрафбатом отделаться, – сострил Кирилл Лялькин. Заняв место возле водителя, он вытащил из кармана пачку сигарет, презентованную командиром «Пересвета», и потянулся к автомобильному прикуривателю.

– Штрафбат, не штрафбат, какая разница. Главное, что дома. На Родине, среди своих, – совсем не– свойственно своему возрасту, глубокомысленно и устало изрек Виктор Савченко…

Возвращение Алены Воронцовой на Родину также прошло без цветов и особой помпы. Прилетев в Москву, с аэродрома Чкаловский она тут же была определена под домашний арест. Для чего был выделен один из коттеджей на территории Ясенева[1]. И уже на следующий день начались нескончаемые беседы со следователями службы внутренней безопасности, которые больше походили на допросы.

Впрочем, подобного отношения к себе Алена и ожидала, она дважды нарушила приказ руководства, а самовольство в их департаменте пресекалось самым строжайшим способом, что называется, на корню.

Правда, в ее случае репрессии были запоздалыми, все задуманное она довела до блестящего и логического конца.

Следователей было трое, и ни один из них не походил на ежовско-бериевского костолома, скорее наоборот…

Один из мужчин, невысокий, полный, с плоской лысой макушкой, обрамленной по краям редкими кучерявыми волосами, вылитый бухгалтер. Окончательно этот портрет дополняли очки в тонкой золотой оправе, примостившиеся на кончике носа.