Мы не обращали на них внимания, спеша к воротам, что отделяли гетто от нейтральной зоны и города. По пустякам нас не дёргали, я это прекрасно знал. Да и ворота – опасный участок. Нельзя допустить, чтобы нечисть прошла через заграждение. Конечно, впереди им предстояло преодолеть ещё один забор, и только после этого они попали бы в город. Но даже если допустить, что кто-то из них прорвётся на улицы Премора, то, без сомнений, мы – гвардия – загоним нечисть обратно. Но могут пострадать мирные жители. Такого нельзя было ни предположить, ни допустить.

В гетто и раньше случались волнения. Вырожденцы проводили собрания и устраивали пикеты, которые оборачивались потасовкой. Чаще такое происходило в те дни, когда Совет города всё же шёл на уступки этим животным, но они тут же пресекали всякую возможность человеческого отношения.

Случались в гетто попытки восстаний и побегов. Но тех нелепых «героев» давно нет в живых. Любая непокорность жесточайше пресекалась до следующих отчаянных баранов, что баламутили овечье стадо. Видимо, появился новый. И нам требовалось его остричь.

Прямо перед воротами стояла толпа вырожденцев, с каждым шагом наваливаясь всей массой на створки. Гвардейцы держали ворота, били по рукам, которыми звери пытались пролезть сквозь узкие проёмы. Я бы на их месте давно пустил ток по забору. Тогда пусть животные штурмуют, а ребятам нужно всего лишь сделать пару шагов назад.

Дежурный капитан на проходной вышке, как заведённый, повторял одни и те же слова:

– Ваши действия незаконны. Вам следует разойтись для вашей же безопасности. Ваши действия незаконны. Просьба покинуть площадь. Если требования не будут исполнены, мы будем вынуждены принять меры.

Но толпа не слушала его. Охрипший голос командира тонул в вое, визге и смехе. Собралась вся молодёжь гетто, настоящее цветное безумие. Будто у ворот кто-то решил высадить клумбу. Тут тебе и красные головы, и синие, несколько жёлтых, парочка оранжевых. Хотя их в своё время почти всех истребили. Удивительное дело, но их бабушки и дедушки, знавшие иную жизнь, были гораздо покорнее. Эти же, не знавшие ничего, кроме гетто, гораздо опаснее и страшнее.

У первых вырожденцев ещё было что-то человеческое, эти же просто звери. Если они так хотят свободы, может, их и стоит выкинуть в мир за пределами города. Сколько они протянут? Несколько дней или месяц. Будут убиты, сожраны зверьём и друг другом, или же просто помрут с голода. Но Совет города противился подобному решению. Отец говорил, что главы боятся. Якобы цветные выживут, мутируют, станут нападать на города, вернутся и принесут больше разрухи, поэтому лучше держать их тут, но под контролем.

Гомон нарастал. С прилегающих улиц к воротам спешили не только патрульные, но и новые вырожденцы. В их руках – плакаты, такие же яркие, как их головы и глаза, а ещё они несли сорванные цветы.

«Чудотворцы – граждане Премора».

Девушка с жёлтыми волосами держала белый плакат с надписью и фотографиями своих мелких сородичей. Они были такие же жёлтые, как их мать или старшая сестра.

Чудотворцами они себя называли сами. Такое название не нравилось церкви и простым гражданам. Для всех нормальных людей они оставались вырожденцами.

«Чудо каждому!»

Оранжевая деваха взобралась повыше над толпой, чтобы её было видно, и развернула полотнище, усеянное разноцветными звёздочками.

«Наши дети тоже хотят учиться».

«Наши таланты нужны вам».

Изобразительно-вырожденческое творчество подхватывали голоса из толпы, превращая надписи в кричалки.

– Мы одни из вас! Мы одни из вас!

– Расходитесь! Вы находитесь здесь незаконно. Ваши требования незаконны! Ради вашей же безопасности покиньте площадь. Расходитесь по домам.