– У меня там знакомая работает, – все так же шепотом произнесла Марина, словно прочитав мысли начальницы.

– А-а-а, – Глаша вздохнула. Если знает Марина, значит, знает все отделение, а, может, даже и вся больница. – Ну раз знакомая работает, тогда чего спрашиваешь?

– Хотела услышать из первых уст, – девушка вошла следом в кабинет, широко улыбаясь. – Мы это празднуем или грустим по этому поводу?

– Принимаем эту информацию спокойно, Мариночка, – Глаша вернула более сдержанную улыбку. – А потом сразу забываем и идем работать.

– Скучная ты, Глафира Ростиславовна. Я же поддержать хочу.

– Спасибо, но я в порядке.

– Да ладно тебе, вы же столько лет вместе были, а ты говоришь «спокойно» и «забыли».

– Марин, я к главному, – проигнорировать слишком въедливую поддержку медсестры было самым верным решением. Копаться в чьей-то личной жизни Глаша считала неприемлемым, а посвящать в свою кого-либо и подавно. – Ты не знаешь, что ему надо?

– Не-а, – та помотала головой и сверкнула идеально ровными зубками.

– Ладно. К обходу готова?

– Как всегда, – она оживленно кивнула.

– Вот и прекрасно. Вернусь, и сразу за работу.

Глаша выскочила за дверь, как ошпаренная. Это ж надо было Марине попасть именно к ней? Хотя, чего попасть-то, отец знаком с её дедом, а тот уж очень просил внучку в отделение к Глаше устроить. И если б не Наташка, которая сбежала в декрет полгода назад, не видать бы Марине этого места.

Болтливая девчонка, двадцати трех лет от роду, казалось, вообще не умела держать язык за зубами и собирала сплетни, как губка. И все бы ничего, но потом она эти самые сплетни разносила по всем окрестностям и весям. Очень хотелось вышвырнуть ее, ну или переместить куда, да вот за язык-то длинный это делать, вроде как, неправильно, а в операционной, как на зло, никаких претензий к ней не было. Марина понимала все по взгляду, не делала ошибок и никогда за эти шесть месяцев не подвела.

– Войдите, – послышался мужской бас.

– Здравствуйте, Роман Олегович, – Глафира прошмыгнула в кабинет и осталась стоять у двери, в надежде, что вызов «на ковер» будет недолгим.

– Глаш, ну мы же договорились, наедине можно и нужно на «ты», – он широко улыбнулся и встал из-за стола. – Присядь.

– Ром, что-то случилось? – женщина нехотя подошла к стулу и приземлилась на самый краешек, все еще теша надежду сбежать отсюда через несколько минут.

Рома был очень красивым мужчиной 42 лет. Статный, уверенный, с проседью на висках, он всегда производил сильное впечатление как на мужчин, так и на женщин. Мужики видели в нем соперника, завидовали, ровнялись, а вот женщины готовы были на все, только бы он подпустил их поближе, и к своему телу, и к своему сердцу, ну а про кошелек история умалчивает, но доступ к нему, вероятно, был бы приятным дополнением к вышеперечисленному.

К огромному удивлению всей бабьей части больничного коллектива, этот мужчина уже много лет был свободен. Но при этом, с легкостью позволял себе вольности в своем кабинете, где сейчас находилась Глафира. Может быть именно поэтому каждый вызов «к главному» для нее был не очень приятен. Сплетни она терпеть не могла, и, если слышала шушуканье медперсонала, пресекала на корню, но того, что доходило до ее маленьких ушек, было достаточно, чтобы появилось стойкое нежелание находится в рабочих апартаментах босса.

Каждая незамужняя сотрудница, которая появлялась в поле его зрения, непременно попадала к нему в лапы и посещала начальника регулярно, пока не получала отставку. Со временем среди обиженно-брошенных барышень зародилось мнение, что Роман Олегович был влюблен, однако зазноба, видимо, его близко к себе не подпускала, вот он и страдал, используя молодых неокольцованных медсестер, которые расплачивались своими разбитыми сердцами за его вынужденное одиночество. Данная теория была странной, но отнюдь не казалась неправдоподобной, так как Роман Олегович по-прежнему оставался холостяком.