Девушка уселась поудобнее и начала теребить пальцами кудряшки своей бороды.

– Как же хорошо.

Губерт Итд был уверен, что она улыбается.

– Классная кровать, – сказал он, не придумав ничего иного.

– Просто отличная, – ответила та. – Здесь было много прибыльных линеек продукции, но кровати были самыми лучшими. Их хорошо закупали гостиницы, так как такие кровати практически невозможно сломать, а весят они не больше перышка.

– Почему же их перестали выпускать?

– Ничего не перестали. Шесть месяцев назад «Муджи» закрыла завод и переехала в Альберту. Получила огромные субсидии на переезд, провинция Онтарио просто не смогла предложить ничего лучшего. Они работали здесь всего пару лет, весь персонал составлял двадцать человек, а двухлетние налоговые каникулы как раз заканчивались. С тех пор это место пустует. Мы можем производить здесь всю линейку продукции, всю мебель «Муджи», в том числе те вещи, которые идут под брендами «Нестле», «Стандарт-энд-Пурс» и «Моет Шандон». Стулья, столы, стеллажи, полки. Следующий праздник мы собираемся провести в Оранджвилле на пустующем заводе по выработке сырья для логистических цепочек. Если не попадемся, то сможем выпустить мебель для пары тысяч семей.

– Вы это делаете совершенно бесплатно?

Она посмотрела на него долгим, серьезным взглядом.

– Мы – организаторы коммунистического праздника, уже забыл?

– А, ну да! Хотя… как же вы зарабатываете на еду и все такое?

Она пожала плечами.

– Крутимся-вертимся то здесь, то там. Что под руку подвернется. Незнакомые люди, как правило, очень добры.

– Люди приносят вам еду, а вы им даете вот эти вещи?

– Нет, – ответила она. – Мы не поддерживаем принцип натурального обмена. Это подарки. Экономика дарения. Все отдается бесплатно, и взамен ничего не требуется.

Теперь настала очередь Губерта Итд задавать вопросы:

– Как часто вам делают подарок, после того, как вы дарите одну из таких кроватей? Может, кто-то берет кровать, а потом приходит и оставляет что-то для вас?

– Конечно. Очень трудно отучить людей от привычки взаимовыгодного обмена в эпоху дефицита. Но мы-то понимаем, что им ничего не нужно приносить. Вот ты что-нибудь принес сегодня?

Он похлопал себя по карманам:

– У меня с собой только пара миллионов баксов, ничего серьезного.

– Ну и оставь их себе. Деньги мы точно никогда не берем. Мама всегда говорила, что деньги – это самый дерьмовый подарок. Любой, кто попытается здесь всучить кому-нибудь или взять с кого-нибудь деньги, будет вышвырнут пинком под зад без какого-либо права на возвращение.

– Тогда я вообще не буду доставать кошелек из штанов.

– Правильная мысль! – она была достаточно доброжелательна, чтобы не заметить двусмысленности, от которой покраснел сам Губерт Итд. – Кстати, меня зовут Пранкушка.

– А я думал, что только у меня родители больные.

Борода начала причудливо извиваться.

– Это имя придумали не мои родители, – сказала она. – Это мое партийное имя. Смесь пранка и Золушки.

– Как Троцкий, – ответил он. – Его звали Лев Давыдович. В одиннадцатом классе я делал независимый исторический проект по большевизму. Однако здесь все гораздо интереснее.

– Говорят, что старик Карл поставил правильный диагноз, но прописал не тот рецепт. – Она пожала плечами. – Все будет иначе, когда Коммунистический праздник станет настоящей партией. Решение еще не принято. Скорее всего, мы попросту схлопнемся. Как это происходит у вас там, на дирижаблях, да?

– Дирижабли разрываются, – ответил он.

– Ха! Ха! Ха!

– Извини, – он выставил ноги наружу и облокотился на поручень, который заскрипел, но выдержал. Он вдруг понял, что мог упасть с десятиметровой высоты на бетонный пол. Отдышавшись, он продолжал: – Но все верно, с дирижаблями ничего не вышло.