• лояльные социал-консерваторы – 47 %;

• лояльные либералы – 15 %;

• протестные либералы – 8 % [От плебисцита – к выборам…, 2013: 59].

В идеологическом отношении социал-консерваторы – те, кого мы сегодня называем консервативным большинством, – составляли в 2012 г. 68 % [От плебисцита – к выборам…, 2013: 124]. Сейчас их несколько больше 70 %,[89] из них треть настроены скорее оппозиционно к власти, а две трети – скорее лояльно. Либералов (протестных и лояльных) в совокупности в 2012 г. насчитывалось около 23 % от общего объема российского электората, их численность практически не изменилась.

В политическом отношении важнее всего то, что несмотря на подчас жесткую критику, обращенную в адрес власти и проводимого ею курса, большая часть россиян (63 %) воспринимала общее направление, по которому идет современная Россия, как позитивное, которое даст в перспективе положительные результаты – либо хотя бы как частично правильное. В наибольшей степени этот курс соответствовал установкам умеренных либералов (72 % полной или частичной поддержки), но и во всех остальных группах он превышал отметку в 50 %. Самый низкий показатель поддержки – в среде радикальных либералов – 54 %. На одном полюсе находятся консерваторы, самая многочисленная группа, на другом – либералы (как правые (сторонники рынка), так и левые (сторонники социальных приоритетов)) [От плебисцита – к выборам…, 2013: 124].

Консерваторы поддерживают традиционный образ России – могучей державы с твердой властью, способной обеспечить социальную справедливость, противостоять Западу и западной цивилизации. В то же время они мечтают о стабильном, спокойном развитии типа брежневских времен, а не о революциях и смутах. Либералы ориентированы скорее на минимизацию присутствия государства в разных сферах, снижение его влияния на бизнес и граждан, формирование правового общества, в котором бы выше ценились демократические права и свободы.

При всех различиях эти полюса имеют много пересечений. В частности, нынешняя власть и проводимый ею курс воспринимаются скорее позитивно (в большей степени государственниками, в меньшей степени либералами). Ни либералы, ни социал-консерваторы не готовы поддержать «чистый» рыночный капитализм или «чистый» плановый социализм; и тех, и других скорее привлекает промежуточный вариант, который бы включал в себя элементы рынка и социалистической экономики.

«Когда „ценности“ трансформируются в идеологии, требующие более жесткого выбора, складывается такая политическая „бухгалтерия“: 34 %–35 % опрошенных поддерживают идеи социальной справедливости, 30 %–32 % – идеологию, основанную на традициях и могуществе державы („левый и правый уклоны“). Еще 19 % занимают промежуточную позицию между консервативными и либеральными ценностями, выступая за сочетание идеи сильного государства и рыночной экономики. И, наконец, менее 7 % составляет поддержка партии „европейского выбора“. Еще около 6 % – политически убежденные русские националисты, сторонники самостоятельного русского пути, место которых в рамках противостояния „консерваторы – либералы“ остается не до конца выраженным, хотя события 2014 г. и подтолкнули данную группу в сторону консерваторов-державников и консервативного большинства в целом» [Российское общество…, 2017: 241].

Можно отметить умеренную консолидацию и увеличение числа сторонников консервативных ценностей одновременно с сокращением числа сторонников либеральных перемен. Все это позволяет сделать вывод, что вспышка либеральной протестной активности 2011–2012 гг. осталась позади, не получив своего развития. Насколько этот тренд отражает глубинные черты общества (а не парадные пласты массового сознания), каковы его пределы и временны́е границы? Как полагает Александр Аузан, «…мы продолжаем жить в формуле геополитического общественного договора. Не потребительского договора прежних лет, когда главным было благосостояние, теперь главное – статусное ощущение супердержавы. Но уже видны границы. Одновременно наращивать усилия в гонке вооружений и пытаться поднять экономику в структуре нынешнего договора невозможно. И тот, и другой социальный контракт имеют одну общую черту – они население подразумевают как препятствие в политике, от которого надо откупаться либо деньгами, либо великодержавными ощущениями».