Серега однажды сказал, «умру не найдете».

– Не говори ерунды, куда мы денемся, найдем, конечно, – у самой так и похолодело, как-то не задумывалась об этом. Когда меня нашли, как единственную родственницу, показали фотографию, не забуду ее никогда. У Сережки счастливое лицо, как когда-то, когда все были живы, мы беззаботно счастливые, не догадывались, что ждет нас впереди.

Хоронили Сережу на восьмой день. На отпевание в церковь пришли кому он помог, те, кто ему помогал. Пришли дочери его женщин, которых он любил. Он любил и их детей – Маша Медзыховская с большим букетом цветов, Настя – дочь Светы. На похороны отца прилетела Анюта, единственная дочь от первого брака. Выходя замуж, не побоялась, не постеснялась, повела жениха знакомить с отцом, и в конце убежала в слезах. Девочки проводили его в последний путь. Моя Лена и девчонки дружат. Жизнь. Лена со мной прошла все круги откачивая-возвращая его к жизни.

Я слушала страшный рассказ подруги, говорившей буднично без эмоций. «Как должно перегореть», думалось мне, что не осталось сочувствия.

Сережка. Сергей. Серега. Этапы. Взросления. Отношения.

Могучий… и скромная улыбка. Дворовые ребята пить-курить начали, как и все. Сережка не пил, но курил, не без этого. В нем не было пошлости, всегда сдержан, корректен, нежен с родителями, снисходителен на капризы Лариски. Вот Лариса легко могла нахамить родителям, Сережка – нет.

Как так произошло? Воспитание в лучших традициях – чистое и доброе. Анна Андреевна самое вкусное отдавала сыну и одевала его лучше всех. В то время, когда мы во дворе перемахивали заборы, сигали по крышам, исследовали подвалы, и куча всего беззаботно-другого проходило без него. Он другой. Так как же так? Так не должно было быть.

Судьба?

Выбор?

Слушая Ларису, вспомнила Кольку Сироткина, появившегося у нас в седьмом классе. С нами отучился год. И сейчас вспоминая его, жуть сковывает изнутри. Возможно, у кого-то есть свой Сироткин, от которого предательски сжимаешься. Исподтишка ножичком угрожал в классе, и я не исключение. Старалась не показывать, как боюсь его. Но он прекрасно знал, чувствовал, его боятся. Сережка однажды, проходя раздевалку, заставил его пережить то, что переживали другие. Румянец на щеках полыхал, привычный прищур глаз, приобрел чужой взгляд, его рука сжала горло, а у Кольки взгляд от цинично-жесткого стал неожиданно жалко-робким, недавно угрожавшие губы, заискивающе уверяли, «больше никогда».

И спустя полвека, вспоминая лютого мальчишку, не перестаешь удивляться откуда в нем сидел звереныш? Нам было по четырнадцать, но в нем уже жило опасное. У чуткого Сережки уход должен был быть другим. Это кто-то, кто жил не по-людски, так бездомно-холодно-неприютно-одиноко мог, наверное, уйти. Но не Серега.

Выбор. Выбор у каждого свой. Сделав выбор, ошибившись, не справившись, пройдя жизнь, в душе остаемся такими какими были в детстве. Меняемся, потому что меняется жизнь, но детства в нас остается вдосталь. Как проявляли себя в нестандартных ситуациях, катясь по крыше вниз, стоя напротив противника зная, по условиям игры мяч попадет в тебя, и ты боишься, но все зависит от того, что сделаешь в следующую минуту – струсишь, увернешься, выкрутишься, встретишь. Эта минута определит тебя – твой выбор, твое завтра. Во взрослой жизни мы упрямо ведем себя как в рискованных играх детства, повторяя себя во многом.

Сережка. Друг детства. Непонятый. Недоступный. Гордый. Одинокий. Неуправляемый другими.

июнь 2013 г.

Не зная, как это любить…

В одну из встреч с Катюшей к нам присоединилась ее подруга, в какой-то момент начав рассказывать о себе.