Из размышлений о том, правильный ли путь я избрал, и зачем я толкнул Габриэллу на него же, меня вывел шум в холле первого этажа.

– Да не трогай ты меня! – я услышал громкий недовольный голос Эрика. – Я в состоянии идти сам!

– Я тебя и не трогаю! – проорала Габриэлла. – Ты сам вцепился в меня, и не отпускаешь. Скажи спасибо, что я не бросила тебя там, на пляже, со стрельбой и вооружёнными бандитами.

– Кажется, что ты одна из них! Откуда у тебя оружие? – судя по тону, Эрик задавал этот вопрос уже не первый раз.

– Тебя это не касается, – отрезала Габриэлла, – спроси лучше отца, я разговаривать на эту тему не хочу.

Я вздохнул, понимая, что сейчас у меня есть лишь один путь – сказать Эрику правду. Я вышел к детям, понимая, что чувствую облегчение от того, что они живы. Я любил их, они были всем тем, ради чего я сейчас жил, несмотря на то, что мои поступки не оправдывали меня и не были поводом гордиться мной как отцом.

– С вами всё в порядке? – спросил я обеспокоено. – Вы не пострадали?

– Всё нормально, – ответила мне дочь, – я успеваю вовремя реагировать. Как всегда, – пожала она хрупкими плечами.

– Сколько их было?

– Я не видела, судя по количеству выстрелов – один. Но могу ошибаться.

– Скорее не ошибаешься. Кто-то бросил нам вызов и пытается убрать нас с дороги.

– Кто? – Габриэлла смотрела на меня испуганно. Она, хоть и была посвящена в мои дела, но до конца не осознавала той опасности, которой я подвергал её жизнь.

– Вопрос не только в том – кто, вопрос в том – почему? Почему именно сейчас? Почему на вечеринке… Я разберусь с этим.

– Что вообще происходит? – подал голос Эрик, устало опускаясь в кресло. – Мне кто-нибудь может объяснить, о чём вы говорите? Отец? – сын посмотрел на меня вопросительно. – Откуда у моей сестры пистолет? Почему она взяла его с собой на вечеринку? О каком вызове вы говорите? Кто стрелял?

Вопросы сыпались из Эрика один за другим, они были не связаны друг с другом, он задавал их вразнобой, заставляя меня нервничать, потому что Эрик был единственным, кому, признаться честно, я не готов был открывать правду. По крайней мере, в том виде, в котором она была у меня. Но держать его в неведении больше я не мог, слишком близко он подобрался к тому, чтобы стать частью моего мира. Того мира, частью которого он и должен быть. Вот только по другую сторону.

– Габриэлла, оставь нас, пожалуйста, с Эриком наедине, – попросил я дочь, – нам нужно поговорить.

– Можно подумать, я не в курсе того, о чём ты хочешь поговорить, – буркнула она устало и недовольно, – хорошо, я буду наверху. И, пожалуйста, постарайтесь не поубивать друг друга, когда будете выяснять, кто, где и в какой именно момент свернул не туда.

– Налей мне виски, – попросил меня Эрик, когда Габриэлла поднялась наверх, – кажется, что разговор на трезвую голову меня, если не испугает, то точно разозлит.

Я кивнул, понимая, что возражать сейчас не в состоянии, и направился к бару. Взяв бутылку коллекционного Джек Дэниэлс, я вернулся к сыну, застав его в той же позе. Он вальяжно сидел в кресле, закинув ногу на ногу, в его взгляде читалось то, чего я всегда боялся в нём увидеть – шок, непонимание и презрение. И это ещё до того, как он узнал правду. Я налил в стакан виски и протянул его сыну, не сводя с него взгляда. Он буквально одним глотком осушил стакан, не поведя и бровью.

– Я слушаю, отец, – холодным, но спокойным тоном произнес он.

– Что ты хочешь знать?

– Всё, – уверенно ответил он, – по крайней мере, всё то, что знает моя сестра.

– Хорошо, – я кивнул, – но пообещай мне…

– Что? Что я не брошу тебя, не сбегу как Стивен? Что буду продолжать любить тебя? Не буду я давать никаких обещаний, потому что я живу во лжи, которой вы с Габриэллой кормили меня так долго. Ты говорил мне, что Стивен сбежал, потому что у вас с ним были разногласия. Кажется, я стал понимать, о каких именно разногласиях ты говорил.