От неожиданности Вера выронила из рук инструменты, пошатнулась. Женщина истошно завопила, выпустила Верину ногу, поняв, что сейчас может произойти что-то ужасное… Вера вскрикнула и рухнула плашмя вниз, сильно ударившись грудью о твёрдую, почти бетонную землю. Грудь у бабушка была мощная – тринадцатого размера. Лифчики ей шили на заказ.
– Мои парашюты из парашютного цеха, – шутила она и приговаривала. – Груз у меня большой, да свой. «Всё своё ношу с собой». Не отдам никому.
Мощная грудь бабушку не спасла. Она умерла через несколько недель после падения. Ане тогда было десять лет. Она так сильно переживала потерю, что месяц не могла говорить. Молчала. Голос пропал, слова исчезли. С той поры сильнейший стресс вызывает у Ани потерю голоса. И с этим ничего поделать невозможно. Хотя Аня старается, работает над собой. А тогда, после смерти бабушки её детское сознание затуманилось, реальность перестала существовать, только откуда-то из далекого-далека звучала бабушкина колыбельная про милого…
Бабушкины мечты не сбылись. А всё, что она рассказывала внучке, теперь явственно предстало перед Аниным взором. Прошлое и настоящее соединилось в одной точке…
Бабушка говорила, что дом родителей стоял особняком в лесу и прекрасно вписывался в природу. Был он невысоким. Дед сложил его из необструганных деревьев, сделал плоскую крышу, покрыл её мхом для тепла. Несмотря на то, что пол был земляным, зимой никто не замерзал. Земля-матушка грела. В дальнем углу находилась большущая печка. На ней спали вповалку мать, отец, четверо детей и место для гостей оставалось. Но гостей у них отродясь не было.
Длинный стол предназначался для приготовления пищи и для её приёма. Долгих застолий не устраивали. Посуда была глиняной, грубой, но лёгкой и удобной. Деревянные ложки, Матвей Будулавич смастерил сам. По обе стороны от стола стояли лавки на всю длину, покрытые половичками, связанными бабушкой Устиньей из бересты. Два окна выходили на восход. Утром вставать было легко. Поднимаешься и улыбаешься солнцу. Улыбаешься всегда, и всё складывается самым лучшим образом.
В доме была кладовка без окон, где матушка Устинья сушила травы и цветы: ромашку, мяту, зверобой, полынь, дурман-траву, липу, чертополох, пижму. Запах в кладовой стоял такой духмяный, что голова потом долго-долго кружилась, поэтому ходить в кладовку без надобности запрещалось. А если посылают тебя туда, то только о хорошем думать нужно и верить в чудодейственность трав.
Устинья объясняла дочкам, что у природы и человека один язык. Его нужно знать и содержать в чистоте, как руки, лицо и тело, потому что в человеческом языке заложены важные знания, о которых знали, ведали наши предки. Ведьмами называли они женщин, хранивших тайны природы. Знания свои они передавали из уст в уста, рассказывая сказки детям и взрослым. Мужчин называли знахарями, ведьмаками или ведунами, потому что они были хранителями ключей от тайных знаний мироздания. Они многому научили Устинью. А она теперь дочерей своих учит.
Говорит она тихо, словно боится, что кто-то услышит. Некому, вроде, в лесу кроме них никого нет. А поди ж ты, скрытничает, о самом главном молчит. Чувствует, что дочери ещё не готовы узнать главную тайну бытия. Другая у них стезя… жаль… Только Настасья дело её продолжит. И на том спасибо Богу. Не все дети одним путём идут, хотя знания им всем одинаковые даются. Знания в пути помогают, а значит, нужно ими запастись, чтобы с дороги своей не сбиться. Вот Устинья и старается, учит дочек тому, что мысли свои тоже в чистоте содержать нужно.