– Его реабилитировали, – сказала Аня резко, развернулась, чтобы уйти. Пашка её задержал.
– Прости. Я не хотел тебя обидеть. Мне важно узнать историю твоего деда. Он ведь этот канал строил, – Пашка молитвенно сложил руки. – Анечка, не сердись, умоляю.
– Лиса-Патрикеевна, – подумала Аня, а вслух сказала. – Мой дед работал на строительстве канала, как вольнонаёмный, а не как заключённый.
– Прекрасно. Дед был инженером или…?
– Пашка, скажи прямо, что тебе нужно? Не юли, пожалуйста.
– Мне сказали, что у тебя есть документы из следственного фонда государственного архива по делу деда…
– Есть. Но я тебе их не дам, – заявила Аня. – Ты исчез из моей жизни на миллион лет и хочешь, чтобы я верила тебе, как прежде?
– Дитя моё, я не прошу у тебя дело по обвинению деда. Я хочу, чтобы ты мне рассказала о нём, как о человеке. Мне важно знать о том, как жили твои родные в те далёкие годы, – он взял её под руку. – Анечка, милая, пойми, поднимая исторические пласты, мы с тобой найдём ответы на многие вопросы. Моё многовековое молчание тебе станет понятным, объяснимым, уверяю. А когда ты убедишься в том, что весь мир пронизан жизненной энергией и неисчезающей информацией, то увидишь, что я никуда не исчезал, а всегда был рядом с тобой… Всегда.
– Сказочник…
– Пусть так… Главное, дойти до сути, отыскать исток или истоки…
– Или… – Аня взяла его под руку. – Идём. Мне домой пора.
Павел проводил её до дома, записал номер телефона. В гости не просился. Поцеловал ей руку и ушёл. Аня поднялась к себе. Долго стояла у окна, смотрела на розовеющее закатное небо. Внутри дрожала струна сожаления. Этот назойливый звук вылился слезами из глаз. Аня почти забыла состояние унижения, когда все, кому не лень, шушукались за её спиной, называя её деда «врагом-народа».
– У тебя всё хорошо? – спросила мама.
– Да, – Аня вытерла слёзы, повернулась к матери. – Представляешь, я сегодня Пашку Львова встретила.
– Пашка Львов – это тот красавчик профессор, который тебе в школе нравился?
– Да. Ты его помнишь?
– Помню, как не помнить? – мама улыбнулась. – Его отец за мной ухаживал, цветы дарил… Очень ему было интересно знать, почему нашего деда Мишу «врагом-народа» называют. Я на него рассердилась тогда помню очень сильно, сказала, чтобы он ко мне не подходил больше с такими вопросами… А он… – она надолго замолчала, словно решала, стоит дочери знать продолжение истории или нет.
– Мама, ты здесь? – не выдержала затянувшейся паузы Аня.
– Да, Нюрочка, да. Просто вспомнила, как он у меня потом прощения просил, руки целовал, на коленях стоял… Мне ведь никто рук не целовал прежде… да и потом, никто…
– И мне, никто прежде, – Аня улыбнулась. – А сегодня Пашка поцеловал на прощание. По папиным следам пошёл сыночек. Два сапога…
– Ох, дочка, смотри, закружит тебе голову профессор, что делать будешь?
– Мама, я – свободная, разведённая женщина. Свобода даёт мне безграничные возможности. Это прекрасно. Кроме свободы у меня есть главные правила, которые я выполняю всегда. Кстати, Пашка сегодня про деда спрашивал. Хочет историю жизни его узнать. Не странно ли это?
– Подозрительно. Скажи ему, что дед Купчик был выдающейся личностью.
– Выдающимся гулёной он был, мамуля.
– Не отрицаю. Это интересный факт его биографии. Но об этом, Аннушка, распространяться не стоит. И прошу тебя, не очаровывайся профессором.
– Постараюсь…
– Ты, дочка, мою судьбу повторяешь, – Надежда Михайловна покачала головой. – Череда повторений преследует нас, как злой рок или проклятие рода.
– Мама? Что с тобой сегодня? Где твой оптимизм? Мне такие разговоры не нравятся, ты знаешь.