Когда мы закончили в госпитале, на улице уже воцарилась темнота. На Нагуссе, находящейся так близко к экватору, темнело всегда в одно и то же время, около шести вечера. Жёлтые фонари щедро расплёскивали густой свет по мощёной мостовой.

— Ужин?

— Пока не хочется, — вздохнула я.

Поход в больницу отбил аппетит и навеял какое-то неприятное ощущение дежавю.

— Ви, ты здорова? — обеспокоенно спросил Аршес.

— Не смешно. Просто мне грустно, что все эти люди умрут.

— Мы все когда-нибудь умрём, это естественная часть жизни. Вот представь, что никто бы не умирал. Тогда мы прекратили бы заводить детей. Места бы не хватало, люди перестали бы наслаждаться жизнью.

— Почему?

— Потому что невозможно наслаждаться чем-то бесконечно. Острота ощущений — в новизне и быстротечности. Я бы не получал от твоего общества столько удовольствия, если бы вокруг меня была ещё сотня таких же Виол. Твоя ценность в уникальности. Так и с жизнью. Она дорога лишь до тех пор, пока может оборваться в любой момент.

Никогда не думала о жизни с этой точки зрения.

Видимо, рассуждения Аршеса придали мне храбрости, потому что я взяла его за руку, и до отделения дознания мы шли, переплетя пальцы.

— Ви, ты совсем ничего не помнишь из своего детства?

— То, что случилось до приюта, не помню совсем. Первый год в приюте — очень смутно. Более-менее осознанные воспоминания у меня только с одиннадцати лет. А ты хорошо помнишь своё детство?

— А то. У меня целых четыре старших брата, стоит увидеть их довольные морды, сразу всё детство вспоминается, — хохотнул гайрон.

— Наверное, здорово иметь большую семью.

— О нет, это просто ужасно. Прекрасно помню, каково быть самым младшим. Сначала меня дубасили они, а потом я подрос и отомстил, — широко улыбнулся гайрон. — Но сейчас я до каскарровых рогов рад, что я младший.

— Почему?

— Познакомлю тебя со старшими братьями, и ты сама поймёшь. На них висит ответственность за наш род, и они себе не принадлежат, а я смог выбрать работу по душе.

— Почему ты стал дознавателем?

— Очень люблю выведывать тайны и разгадывать загадки. А ещё — ловить мерзавцев. Но только на сытый желудок, разумеется, — весело подмигнул он.

— А это всегда так долго?

— Нет, обычно нам попадаются куда более глупые мерзавцы, их ловить легче. К примеру, был как-то экземпляр, который влез в дом, набил полные карманы жемчуга, а потом на кухне закусил окороком, выхлестал здоровенную бутыль креплёного вина и уснул прямо в гостиной. Очень удобно его ловить оказалось, далеко ходить не пришлось, — широко улыбнулся Аршес. — Или вот. Двое очень хитрых ворюг обнесли один особнячок, а потом в кабаке в соседнем районе города по пьяни об этом раззвонили. Трактирщик, естественно, сообщил куда следует, и этих деятелей приняли тёпленькими прямо вместе с сумками с награбленным.

— Да ладно, — засомневалась я. — Такого не бывает!

— Бывает чаще, чем ты думаешь. А умных преступников ловить сложнее, но интереснее. Хотя иногда они тоже ошибаются в мелочах. Или на жадности попадаются. Или на тщеславии. Одна знатная гайрона очень долго оставалась непойманной. Она крала украшения у хозяев светских приёмов, причём делала это виртуозно, не оставляя следов. А на таких мероприятиях всегда людно, заподозрить всех невозможно, да и оскорбление это — обыскивать представителей высшего света, поэтому сделать это было нереально. В общем, вычисляли долго. Самое гениальное, что у себя она догадалась инсценировать кражу и была вне подозрений. А попалась, надев одну небольшую урдиновую брошку в другом городе. Так уж совпало, что там выросла владелица этой брошки. На украшении была изображена весёлая парочка играющих мангустов, штучная работа. И стоило одной продавщице увидеть эту брошку на незнакомой женщине, она сразу же обратила внимание и запомнила. А потом, несколько месяцев спустя, девушка между делом сообщила приехавшей погостить в родной город постоянной покупательнице, что видела точно такую же брошку. Владелица тут же рассказала мне, и это помогло выйти на след умелой воровки. Дабы избежать скандала и огласки, пострадавшие направили этой гайроне коллективное письмо. Всё украденное вернулось к владельцам, а ту гайрону перестали принимать в приличном обществе, и она вынужденно переехала в другую страну.