– Не удивился? – зевнув, Олеся Ивановна потянулась лениво. После бульона, даже невкусного, разморило. Встав, она пошла к кровати.
– Удивился…, – Велена хмыкнула. – Сказала, что всю жизнь грошики копила. На старость. Он больше и не спрашивал.
– Спасибо, Велена! Ты удивительная! – пробормотав, Олеся Ивановна закрыла глаза и уснула…
Несколько дней, пока шло выздоровление малышки, Олеся Ивановна потратила на то, что знакомилась с бытом города. Ходила на рынок за свежими овощами, коих было не так уж и много. Всё-таки весна, не осень.
Скудная и невкусная еда, которую им подавали на постоялом дворе, стояла уже поперёк горла. Овощи, мочёные яблоки и булочки, которые она покупала, знатно улучшили их стол. Готовясь к дальней дороге, Олеся Ивановна сушила сухарики, купила крупы, котелок, большие кружки. Для себя, Роззи и Велены прикупила несколько платьев. Простых и немарких, но достаточно симпатичных. По легенде, которую они обсудили между собой, едут они с бабушкой к тётке. Родители их умерли, а в далёком городе возле моря живёт их родная тётка. Одежду Олеся Ивановна выбирала неброскую, но и не дешёвую. Излишне дорогая одежда, так же как и откровенно дешёвая, лишнее внимание привлекает, а оно им не нужно.
Купив несколько колючих, плохо пахнущих, но шерстяных одеял и просушив их на солнце и ветру, она сшила к ним пододеяльники.
– Зачем ты их в мешки засунула? – Роззи удивлённо трогала одеяла.
– Это не мешки. Пододеяльники, – ласково улыбнувшись малышке, она упаковала в сундук и новые сорочки, которые вместе с Веленой шили в эти дни. – Их снимем и постираем. А одеяло всегда чистое будет. И не колючее. Понятно?
– Да! А платье ты мне купила? В дорогу?
– В дорогу, конечно…, – Олеся Ивановна рассмеялась. – Вот завтра и наденешь. И сорочку новую, и платье, и плащ тёплый. А на ноги носочки и башмаки.
Роззи счастливо рассмеялась и, приложив к себе новое платье, радостно заскакала по комнате.
– Я так рада, Алисия! Так рада! – внезапно остановившись, грустно добавила, – Нянюшка мои платья первыми продала, – она виновато посмотрела на Олесю Ивановну. – Я так плакала!
Сердце сжималось при виде её расстроенного личика.
– Иди ко мне, – позвала Олеся Ивановна. – Как ты думаешь, почему она так сделала?
Усадив Роззи к себе на колени, Олеся Ивановна ласково погладила малышку.
– Потому что я – не-за-кон-но-рождён-ная? – тихий голосок больно царапнул сердце.
– Нет, малышка. Не поэтому… Ты бы из платьев выросла, и больше никому они не подходят. А мои платья можно было тебе перешить.
– Правда? – робкая надежда, словно звёздочка, заблестела в тёмных глазах. – Не потому, что я нелюбимая?
– Нет! – Олеся Ивановна крепко обняла малышку. – Ты любимая, Роззи! Мной любимая. Сильно-сильно, – она заглянула ей в глаза. – Помни это! Всегда помни, хорошо?
– Хорошо…, – всхлипнув, Роззи прижалась к ней всем тельцем и расплакалась. – Я тоже тебя люблю, Алисия! Сильно-сильно…
Дороги дороги».
Бесконечная дорога выматывала.
Это только в песне «скрип колеса…, лужи и грязь дорог» звучит романтично. А на самом деле… грязь грязная, в кусты ходить холодно, а умываться в ручье неудобно. Передёрнув плечами от холода, она поплотнее завернулась в одеяла.
Олеся Ивановна в сотый раз порадовалась, что купила несколько шерстяных одеял. Закутавшись так, что торчал только нос, Олеся Ивановна, покачиваясь в такт телеге, смотрела на звёзды. Рядом тихо сопела Роззи, похрапывала Велена.
Они в пути уже неделю. Кости ломит от усталости, хочется помыться. Залезть в горячую ванну и отшкурить себя мочалкой с мылом.
Грустно вздохнув, Олеся Ивановна снова посмотрела на звёзды.