Ворон коротко каркнул, встряхнул крыльями и взмыл ввысь.

– Следуй за ним, – приказал дочери Дый. – Ворон укажет тебе путь к Горихвосту. Помни, дочь: один из нас отдаст душу Маре – либо он, либо я.

Ярогнева забежала в клубы непроглядного дыма, но тут же запуталась и потеряла направление. Она попыталась продвигаться на ощупь, но споткнулась о корень и опять растянулась.

– Я тебе покажу малолетку! – с досадой выкрикнула она в пустоту. – Мне почти восемнадцать. Ну, волчья морда, попадись только мне! Шкуру спущу!

Если волка кормят ноги, то вурдалака – соображалка. Но сейчас Горихвосту не хватало лишней пары ног. Он улепетывал со всей мочи – так, что лес трещал, потому что бежать приходилось напролом. И все равно: ему казалось, что он продвигается слишком медленно, и что в любой миг с неба нагрянет неистовый упырь, или тропа вдруг искривится под умелыми чарами лешего и выведет обратно, прямо в руки Царя, или еще какое черное колдовство наведут на него братья-нечистики, которые в этом деле большие знатоки.

Грудная клетка вздымалась от хриплого дыхания, а легкие ходили ходуном, как кузнечные меха. Боярину Видославу Рославичу и псарю приходилось еще хуже – эти были непривычны к бегу по чащам, а Курдюм и вовсе застрял где-то сзади.

Горихвост выскочил на опушку и ухватился руками за сук, чтобы не свалиться от изнеможения. Лопоухие гончие путались под сапогами, как будто и без них не нашлось бы, обо что споткнуться. Ободрав дорогую ферязь о колючки, из чащи вылез боярин. За ним появился Звяга, кожух которого насквозь промок от пота. Но несмотря на усталость, псарь тут же принялся пересчитывать собак.

– Курдюм где? – едва выплевывая слова, прохрипел Горихвост.

– Отстал, – махнул рукой в сторону леса боярин.

– Надо вернуться.

– Брось. Вернемся – сгинем.

– Он за мной воротился. А я его брошу? Не по-нашенски это, – возразил Горихвост и полез в кусты.

Подлесок проглотил его с головой, как жадное чрево, дорвавшееся до бесплатной кормежки. Но стоило ему поскользнуться на россыпи бледных поганок и со смачным чвоком плюхнуться в грязь, как из гущи колючего малинника ему навстречу выкатился толстый мельник, точно так же скользнул по траве и грохнулся следом. Оба беглеца – худой и высокий Горихвост и маленький круглый мельник – столкнулись лбами, отчего по лесу пролетел такой звук, будто полное ведро со стуком поставили на край колодца.

– Батюшки-святы! Спаси-сохрани! – со страху заверещал Курдюм.

– Лихо-марево! Как обухом по рогам! – взвыл Горихвост.

– Чего ты бодаешься? – обиженно выкрикнул мельник.

– Это я бодаюсь? Да мне уже нечем! Всю башку обдолбали! – сквозь брызнувшие слезы простонал вурдалак.

Они посмотрели друг на друга и разом расхохотались. Курдюм обнял лесного верзилу и вымолвил:

– Горюня, как я рад, что ты цел!

– А я уж и не чаял тебя увидеть. Думал, чаща тебя проглотила.

– Э, нет, брат! Я лесу не по зубам.

– Не говори! Хоть ты с виду и жирненький, как Еропкино порося.

Они снова расхохотались. На опушку оба выбрались, обнимая друг друга за плечи. Звяга хмуро взглянул на них и неодобрительно буркнул:

– Вот дружки: волк и боров!

– Молчи, пес! – бросил в ответ Горихвост. – Свору на поводке держишь, а вот язык за зубами держать не умеешь!

– Эй, холопчики, вы чего лаяться вздумали? – прикрикнул на них Видослав. – Мы же только что вместе ушли от опаски.

– Пес и волк по-другому не могут. Знать, природа такая, – примирительно молвил Курдюм, обнимая обоих.

– Кстати, как там погоня? – еще не успев отдышаться, забеспокоился боярин. – Нечисть от нас просто так не отстанет.