– Заткнись, Уичтер! – перебил Худ. Он покраснел как свекла и медленно лиловел. "Хватит, наслушался", – думал он. – Хенглер мог объявиться во время передачи товара.
– Нет, не мог! – отрезал Кэл Уичтер. – Хенглер слишком много сил положил на то, чтоб держаться в тени. Не стал бы он походя все губить.
– Ну да! Ты сам доверил бы такой объем зелья чужим рукам? Даже Аль Капоне не гнушался присутствовать при крупных сделках. Где наркотики, там не может быть доверия.
Юрист покачал головой.
– Бэрк, в более крупных масштабах это мура. Итак, Дженни Копп доложила нашему Цинкуше, что вскоре в помещении бойни состоится передача товара. Он не знал, когда точноэто произойдет? Ну и что? Зато он знал достаточно, чтоб смекнуть, что вы установили наблюдение, и, значит, мы засечем Хенглера, если тот объявится. Так какого черта твой хваленый Чандлер поперся туда и все изгадил? Из-за того, что назначил бессмысленную встречу, а когда Копп на нее не явилась, заподозрил неладное? Оттого, что на свой страх и риск отправился на бойню, нашел на земле возле одной из машин знакомую сумочку и решил, что бабенка вляпалась? Поэтомуон ворвался в здание, ухлопал двоих, ранил третьего, сорвал арест миллионной партии героина – и заодно мимоходом угробил Дженни Копп?
Мы подобрались чертовски близко, Бэрк. Чертовски близко. И вдруг этот урод изгадил нам всю малину из-за какой-то сторчавшейся дешевки, замазанной выше крыши. Как ни верти, она того не стоила!
В глазах Бэрка Худа засветилось отвращение.
– В одном ты прав, Кэл, – сказал он. – Я действительно думаю, что ты осел. Чандлер очень хороший полицейский.
– А вчера напортачил.
– Нет, не напортачил. Вчера он вел себя не хуже, чем в семьдесят пятом, в Мексике, когда прихлопнул опиумный канал...
В закрытую дверь кабинета Бэрка Худа коротко и резко постучали.
За ней стоял инспектор Цинк Чандлер.
Понедельник, 6 января, 7:02
«Hijo de tu puta madre! Trinquinuela!»[9] – рычит один. «Hijo de la chingada!»[10] – отвечает другой. Цинк Чандлер наблюдает за ними с пятидесяти футов, из кустов.
Мексиканец, которому кажется, что его обыграли нечестно, поднимается из-за стола с мачете в руке. Он высокий, тощий, остроносый, с широкими индейскими скулами и вислыми усами подковой. Верхняя часть его лица заметно светлее коричневого от загара подбородка: сюда, защищая глаза от солнца, падает тень большого сомбреро.
Его партнер замирает за столом с картами в одной руке и бутылкой текилы – в другой. Он сидит очень неподвижно и, щурясь, пристально смотрит в глаза противнику, пытаясь смутить. Наконец Косоглазый кладет карты на стол, не спеша протягивает руку и упирается ладонью в трухлявый пень гваяканы. Он подносит бутыль к губам, выливает обжигающую жидкость себе в глотку и лишь тогда тоже берется за мачете.
Косоглазый, видит Чандлер, намного крепче большинства местных мужчин. В лице его есть что-то от предков-ацтеков – выступающие скулы, тонкогубый рот, длинные черные волосы и темные, близко посаженные глаза. Его торс облегает насквозь пропотевшая гуаябера, лоб повязан полоской змеиной кожи.
Чандлер берет бинокль, чтобы подробнее рассмотреть этих двоих. Он скользит внимательным взглядом по контурам их тел в поисках предательских выпуклостей там, где под одеждой спрятано оружие. С удовлетворением заключив, что мексиканцы вооружены только мачете, он наводит бинокль на точку, расположенную двадцатью пятью футами правее.
Там к стволу большого дерева сапоте лениво привалился третий, он дремлет в обнимку с автоматической винтовкой. У него сиеста. Даже гневный вопль Сомбреро не вырвал его из объятий сна. Он не похож на индейца, скорее это испанец: кожа у него почти совсем светлая, густо усеянная веснушками. Подбородок зарос колючей ярко-рыжей щетиной. К дереву сапоте, не дающему рыжему упасть, прислонены еще две винтовки.