Не забывал отец и про отдых односельчан. Для колхозного клуба были куплены новенький баян, пластинки для видавшего виды, но ещё рабочего патефона, шахматы, шашки. Пусть не густо, но тогда это было значимо. Зимними вечерами, когда работы в колхозе было меньше, в клубе особенно было многолюдно и многоголосно. Тут репетировал деревенский хор под руководством местного баяниста Фёдора, пели песни и частушки, молодежь отдыхала, танцевала, к ним присоединялись люди постарше, игры и веселье были тогда очень востребованными. Отец обязательно, правда, ненадолго заходил в клуб, играл пару партий в шашки (это было его любимое занятие), беседовал со стариками, шутил с молодыми, и старался незаметно и тихо уйти, дабы не мешать веселью.

А Новый год Сашка запомнил на всю жизнь. Отец сам вместе с плотниками установил в клубе такую ёлку, которая вращалась, и с потолка сыпались бумажные снежинки! Новогоднюю красавицу украшали всей деревней, изготавливали детские поделки, приносили из домов игрушками. Праздник был с настоящим Дедом Морозом (в нем, правда, угадывался высокий и неуклюжий комбайнер Лёшка) и Снегурочкой (всем известной завклубом Асей). А в конце утренника каждому малышу вручались большие кульки с очень вкусными и редкими по тем временам подарками, привезенные отцом из райцентра.

Но однажды Сашка увидел, как может сердиться отец. Дело было весной, люди готовились к посевным работам. В конторе колхоза, куда Сашка принес отцу неказистый обет, переданный матушкой, было многолюдно и шумно. Каждый что-то предлагал или даже требовал, доказывал, убеждал. Непрестанно звонил телефон, из райцентра требовали ускорить начало посевов, не допускать срывов графиков и сроков, постоянно передавались указания и директивы. Но тут в контору вошел молодой человек в костюме и светлой рубашке при галстуке. Перекладывая с руки на руку папочку, пухлую от бумаг, он представился уполномоченным от райкома партии, ответственным по посевной кампании в нашем колхозе. Отец попросил всех выйти на улицу. В конторе остались Сашка, отец, однорукий учётчик дядя Трофим – спокойный и широкоплечий фронтовик, и этот ещё совсем юный, но деловой и самоуверенный уполномоченный. Райкомовец сразу напористо начал наступать на отца с упреками за невыполнение указаний сверху, угрожал всевозможными наказаниями и строжайшими последствиями невыполнения директив партии. Тирада затянулась, тон его голоса возрастал по мере высказываний. Сашка видел, как у отца сдвинулись брови, глаза наливались краской, желваки забега на худощавых скулах. Руки сжимались в кулаки до белизны пальцев. Сейчас должно произойти что-то страшное, подумал Сашка! Таким отца он ещё не видел. Дядя Трофим примирительно положил свою единственную руку на отцовский кулак, спокойным взглядом посмотрел в глаза отцу и негромким голосом сказал зарвавшемуся уполномоченному:

– А мы вот сейчас возьмём тебя, мил человек, под белы твои рученьки, вывезем в поле, снимем с тебя твои чистенькие и наглаженные штанишки и посадим голой задницей на земельку. Посидишь этак с полчасика, прочувствуешь каково оно на холодной землице то. Простудишь к чертям собачьим свои мужские причиндалы так, что потом детей своих иметь не сможешь. Вот тогда и сам сможешь определить: надо ли сеять сейчас или обождать малёхо? Зерно, тем более семенное, должно лечь в теплую и влажную земельку, как в пуховое одеяльце. Тогда и урожай будет достойным и хлебушек сладким. Мы каждый год ходим в передовиках по району по сбору зерновых, потому что земля это полита потом и кровью наших отцов, дедов и прадедов, и мы знаем на какое поле и когда бросить семя.