Август

Я не знаю, сколько правды в том, что я собираюсь сейчас изложить. Бесспорно только одно: кассета действительно существует, я ее слушал и воспроизвожу здесь дословно. Но можно ли верить тому, что на ней записано? Не могу ответить ни утвердительно, ни, увы, отрицательно. Решайте сами – после того, как узнаете то, что знаю теперь я.

Кассету я получил от одного моего приятеля, журналиста «Московского комсомольца». Собственно, он мне даже и не приятель – так, знакомый, с которым мы иногда обмениваемся весточкой по электронной почте. Но вот на днях, в десятую годовщину августовского путча, мы встретились вживую.

Мы не договаривались о встрече – просто и я, и он в одно и то же время оказались у Белого Дома, который (еще не будучи тогда знакомыми) защищали десять лет назад. Для меня прийти туда и принять участие в юбилейных мероприятиях – именно сейчас, когда это сделали совсем немногие – было делом принципа; что привело туда его, я не спросил – должно быть, опасаясь услышать, что он здесь просто по заданию редакции.

Итак, мы встретились; поговорили, естественно, о путче, о тех трех днях, о бездарно упущенных возможностях и о том, во что все вылилось теперь.

– И все-таки – тогда мы действовали правильно, – произнес я риторическую фразу.

– Черт его знает… – задумчиво пробормотал он.

– Что это ты имеешь в виду? – неприязненно осведомился я, готовясь к острому политическому спору.

– Да так… Ты ведь фантастику пишешь. Хочешь, подкину тему для рассказа?

– При чем тут фантастика?

– Вот и я думаю – при чем… Потому что, если это не фантастика, то все гораздо хуже, – непонятно ответил он. – Видишь ли, в октябре 93-го к нам в редакцию пришел один человек…

– Это во время мятежа красно-коричневых? – уточнил я.

– Недели через две. Он представился следователем Генпрокуратуры и показал мне свое удостоверение. Тут же, впрочем, оговорив, что делает это лишь для того, чтобы убедить меня, а не для того, чтобы его имя было названо в газете. По его словам, он был одним из тех, кто в 91-м, после провала путча, расследовал роль КГБ в августовских событиях. Собственно, больше он практически ничего не сказал, только передал мне кассету.

– Видео?

– Нет, аудио.

– И что на ней?

– Допрос одного из кэгэбэшников.

– И? – поторопил я.

– Могу дать послушать. А выводы сам делай.

– Давай.

– Думаешь, я ее с собой таскаю? Найти надо… Если хочешь, можем завтра пересечься.

Мы договорились о встрече. Если бы я действительно писал фантастический рассказ, то, наверное, сообщил бы, что кассета исчезла таинственным образом, что за несколько секунд до встречи моего знакомого сбила машина у меня на глазах и т. д. и т. п. Но я описываю все так, как было на самом деле: я подъехал к нему в «МК» и получил кассету, восемь лет провалявшуюся у него в столе. Это была обычная советская кассета МК-60, выпущенная, судя по этикетке, в июле 1990 года. Сорок минут спустя я был уже дома и вставлял ее в магнитофон.

Вот что я услышал.

«Фамилия, имя, отчество?»

«Зелинцев Евгений Витальевич».

«Год и место рождения?»

«1947, Москва».

«Национальность?»

«Русский».

«Партийная принадлежность?»

«Член КПСС с 1976 года», – в голосе отвечавшего слышалась усмешка.

«Место работы?»

«Управление «Ч» КГБ СССР».

Последовала короткая пауза – должно быть, следователь, сам явно не комитетчик, пытался вспомнить, что это за управление, или даже заглядывал в бумаги.

«В структуре КГБ нет управления «Ч», – сказал он наконец.

«Это неофициальное название. Официально это называлось – отдел анализа мифологии и фольклора. Формально отдел входил в состав управления «Т» – научно-технической разведки».